Эдуард Кульпин - Золотая Орда. Проблемы генезиса Российского государства

Знания, выборочные примеры которых только что были приведены, не случайно называются специальными, экспертными, они — достояние специалистов и не всегда доступны пониманию неспециалистов. Но есть сфера, якобы не требующая специальных знаний, интерес к которой на всем протяжении земной цивилизаций, неизменно велик. Это — история людей, сфера, в которой наши знания редко базируются на твердых основаниях естественных наук, а основаны по большей части или исключительно на нарративных источниках письменных документах той или иной эпохи.

Когда таких источников мало, у нас нет уверенности, что сведения, приводимые в них, отражают полноту жизни, а не отдельные моменты, способные исказить общую картину. Не случайно возникла поговорка: нет худшего вида лжи, чем полуправда. Даже в том случае, когда письменных свидетельств много, наша убежденность в том, что имеем реальную картину жизни прошлого, может быть делом веры, а не истины. По этому поводу основатель общей теории систем Лео фон Берталанфи приводил такой пример. Голландский историк П. Гейл, полемизирующий с Арнольдом Тойнби, «написал блестящую книгу о Наполеоне, в которой сделал вывод, что внутри академической истории существует дюжина или около того различных интерпретаций (мы можем спокойно сказать моделей ) личности и карьеры Наполеона и что все они основаны на «фактах» (наполеоновский период лучше всех представлен в документах) и все решительно противоречат друг другу. Грубо говоря, эти интерпретации варьируют, от представлении о Наполеоне как о кровавом тиране и эгоистическом враге человеческой свободы, до Наполеона как мудрого проектировщика объединенной Европы; и если кто-либо изучает Наполеона (этим немного занимался и автор настоящей статьи), он с легкостью может сконструировать несколько оригинальных аргументов, опровергающих ложные концепции, имеющие место даже в широко принятых, стандартных изложениях истории» (Берталанфи, с. 67–68).

Конечно, желательно знать, как реагировали люди на гибель империи, как переживали ее, что чувствовали, но даже нарративных документов здесь чрезвычайно мало. Лишь одно событие той эпохи, хотя и с одной стороны — со стороны русской окраины Золотой Орды, кажется обстоятельно документированным — Куликовская битва.

Средний массовый представитель современного российского общества полагает, что имеет представление о том, где и как происходило сражение, что чувствовали русские воины, идя на битву, что говорили идейные вдохновители — представители церкви, что стратеги, командующий, рядовые военачальники, простые воины. Знания черпаются из школьного и институтского курса истории, многотиражных исторических популярных изданий, художественных произведений — литературных, изобразительных, музыкальных. Специалисты сомневаются в правильности многих аспектов этих представлений.

О чем говорят специалисты (преимущественно в своем кругу)? Например, о том, что место грандиозного сражения (в отличие от многих других) до сих не обнаружено. Куликово поле, где стоит памятник в честь битвы, и многие десятки километров вокруг него археологи основательно прокопали, но не нашли следов оружия, костей людей и лошадей. А ведь, согласно сказаниям, только похороны павших длились 8 дней. Отсутствие следов Куликовской битвы на Куликовом поле привело к поискам сражения в другом месте. Известна топографически довольно хорошо аргументированная гипотеза Глеба Носовского и Анатолия Фоменко о том, что битва имела место в Москве на Кулишках (Носовский, с. 131–154).

Где бы ни произошло событие (если оно действительно имело место) — неважно. Важно то, что оно пришлось на самый конец смуты в Золотой Орде — максимального ослабления центральной власти, что подразумевает расширение возможностей центробежных сепаратистских движений. При первом рассмотрении (об этом достаточно убедительно пишет Арсений Насонов, с. 166–178) можно предположить, что Москва, набравшая к этому времени большую силу, еще не помышляла о независимости, но стремилась усилить экономическую мощь, закрепить за собой Великое княжение, захватить земли своих более слабых соседей, и для достижения этих целей проводила соответствующую политику, включая в нее и военные действия. Центр противодействовал политике Москвы. Теперь попробуем взглянуть на события из центра пока еще единого государства, опираясь на представлении о начавшемся социально-экологическом кризисе в Степи.

Нижеследующее логическое построение является в соответствии с основными положения социоестественной истории, вытекающими из общей теории систем, моделью действительности, а не самой действительностью. Оценка модели «должна быть прагматичной и производиться с точки зрения ее объяснительных и предсказательных достоинств…, априорные суждения… не должны приниматься в расчет» (Берталанфи, с. 69).

Что могло быть в степях в центре государства накануне Куликовского сражения, в самом конце «Великой замятии»? Еще раз подытожим то, о чем говорилось выше.

С большой вероятностью мы можем говорить о сокращении доходов государства. Таможенные поступления снизились из-за слабого функционирования Великого шелкового пути, снижения уровня порядка в целом из-за смуты и развития бандитизма и грабежей, в частности (см. у Насонова, с. 166–167). Налоги поступали нерегулярно, а расходовались в возросших размерах не на поддержание управления, инфраструктуры и хозяйства, а на военные и политические цели. Затухание международной торговли, криминализация общества не могли не сказаться на хозяйственной и духовной жизни степных городов и кочевников.

В то же время образованные люди и ученые еще не эмигрировали в более благополучные страны Востока, прежде всего в Египет, с которым степную «гардарику» связывали особые отношения, еще окраины — земледельческие регионы Золотой Орды, чреватые грядущим экологическим кризисом, не вошли в него. Среди этих окраин самой большой как по территории, так и по численности населения была Русь. На Руси шли сложные процессы, но до социально-экологического кризиса было еще далеко: в XIV–XV вв. здесь быстро росло население; шел процесс консолидации политической власти, мировоззрения на базе христианства; хозяйство Руси, базирующее на двух технологиях подсечно-огневого и пашенного земледелия, находилось в стадии роста (анализ состояния см. Кульпин 1995, с. 99–120). Контраст упадка Степи и устойчивости и богатства («простым продуктом») Руси был наиболее зримым при взгляде на нее из Степи.

Далее наши предположения носят вероятностный характер. Тридцатилетие 1351–1380 гг. отмечено климатологами как наиболее теплое во втором тысячелетии н. э. (Слепцов, с. 74), что для степи значит наиболее жаркое. Засухи, повторяющиеся в степи через 34 года, стали злее. Обычно в таких условиях поголовье скота снижается. Если засушливые года совпадают со вспышками роста популяций грызунов, то поголовье скота — резко снижается.