Илья Зайцев - Астраханское ханство

Более того, в некоторых источниках астраханским ханом назван не Махмуд, а Ахмед: в „Бабур-наме“ в повествовании о тимуридском султане Хусайн-мирзе, правившем в Герате с 1469 по 1506 г., говорится, что он „в дни казачества“ отдал свою сестру Бади ал-Джамал Бадке-биким замуж за Ахмеда, „хана Хаджи-тарханского“ [Бабур-наме 1958: 189–190] [48]. Бадке-биким была старше Хусайн-мирзы, который родился в 1438 г., следовательно, женой Ахмеда она могла стать в 50-х годах XV в. У Ахмеда было двое сыновей от сестры Хусайн-мирзы, которые, „придя в Герат… долгое время служили Мирзе“, т. е. своему дяде [Бабур-наме 1958: 190]. Для одного из них, Бахадур-султана, Алишер Навои сочинил так называемое „Саки-наме“ [Togan 1946: 371], т. е. „Книгу виночерпия“. Видимо, это свидетельство Бабура относится к тому времени, когда Астрахань была резиденцией Ахмеда.

Афанасий Никитин, проезжавший Астрахань летом 1468 г. (а не в 1466 г., как пишет М. Г. Сафаргалиев, — см. [Семенов 1980: 42]) [49], упоминает царя (может быть, Махмуда), а также „Кайсым салтана“, т. е. царевича (но никак не хана) Касима, сына Махмуда [Хожедние 1986: 5–6]. Однако Никитин нигде не называет этого царя (хана) астраханским. Выражение „своя орда“ („царь послал за нами всю свою орду“), приводимое М. Г. Сафаргалиевым в качестве доказательства независимости Астрахани в то время, следует истолковать как обозначение воинского отряда, кинувшегося догонять тверского купца и ширванского посла Хасан-бека. Из сообщения Афанасия Никитина вытекает лишь то, что летом 1468 г. ставкой хана Большой Орды Махмуда была Астрахань (как за два года до этого ею были берега Азуглы Узеня) и жил он там вместе с сыном — царевичем Касимом [50].

Сколько лет и когда именно Махмуд был ханом, неизвестно, мы не знаем и года его смерти. Можно предположить, учитывая выходные данные письма Махмуда Мехмеду II и сообщение Никитина, что он наверняка правил в 1466–1468 гг. (возможно, с перерывами). Утверждение Л. Е. Вереина, что Касим (Хасим, как называет его Л. Е. Вереин) стал „астраханским ханом“ в 1461 г. после Махмуда, не подтверждено ссылками на источники и является, как вытекает из изложенного, бездоказательным [Вереин 1958: 11]. Бесспорно, однако, то, что Астрахань впоследствии считалась уделом его детей; крымские ханы, например, называли астраханских „Махмудовыми детьми“ [РИО 1895: 196, 206–207].

Амброджо Контарини, прибывший в Астрахань 30 апреля 1476 г., уже не упоминает о Махмуде. „Город Астрахань, — пишет Контарини, — принадлежит трем братьям; они сыновья родного брата главного хана, правящего в настоящее время татарами, которые живут в степях Черкесии и около Таны (т. е. сыновья Махмуда. — И.З.). Летом из-за жары они уходят к пределам России в поисках прохлады и травы. Зимой эти три брата проводят несколько месяцев в Астрахани, но летом они поступают так же, как и остальные татары.

Город невелик и расположен на реке Волге; домов там мало, и они глинобитные, но город защищен низкой каменной стеной; видно, что совсем недавно в нем еще были хорошие здания“ [Барбаро и Контарини 1971: 220].

В Астрахани Амброджо Контарини был задержан татарами, которые объявили его рабом их правителя, „потому что франки (т. е. венецианцы. — И.З.) его враги“. Контарини даже хотели продать на базаре, однако он избежал этой участи, был вскоре отпущен и покинул город 10 августа [Барбаро и Контарини 1971: 219]. Реакция астраханского правителя становится понятной, если предположить, что татары выступали в союзе с турками, менее чем за год до этого захватившими генуэзскую Кафу и находившимися в состоянии войны с Венецией (1463–1479) [Zaitsev 1999: 256].

Контарини называет правителем Астрахани хана Касима; он был старшим из трех братьев — сыновей Махмуда [Барбаро и Контарини 1971: 220]. Учитывая, что Махмуд как „царь ординский“ [51]последний раз упоминается русскими источниками в документе, датируемом мартом 1475 г. [РИО 1884: 10], можно предположить, что умер он между мартом 1475 г. и апрелем 1476 г. [52]Касим в это время находился в состоянии войны с Ахмедом. „Касим считал, что он сам должен быть главным ханом, так как таковым был его отец, раньше правивший Ордой, и потому между ними шла большая война“ [Барбаро и Контарини 1971: 221]. Скорее всего Ахмед в это время действительно не контролировал Астрахань. Во всяком случае, в выходных данных его письма Мехмеду II от 881 г. х. (26 апреля 1476 — 14 апреля 1477 г.) указание на место написания вообще отсутствует [Halasi Кип 1942: 151–154; Halasi Кип 1949: 633–637; Зайцев 1999: 8–9, 15; Zaitsev 1999: 253].

Видимо, Касим какое-то время действительно правил городом самостоятельно, но и этот факт не может служить доказательством образования Астраханского ханства, а является лишь свидетельством неурядиц в Орде и борьбы за главный престол. Контарини не говорит о самостоятельности Астрахани от основного юрта: смысл его свидетельств сводится к тому, что сыновья Махмуда владели, видимо, лишь самим городом, получая с него большую часть доходов, несколько зимних месяцев проводили в городе, все остальное время кочуя вне его пределов. Сам термин „главный хан“, употребляемый А. Контарини по отношению к Ахмеду, говорит о том, что Касим находился по отношению к своему дяде в зависимом положении. Интересно, что один из первых историков Астраханского ханства, П. И. Рычков, в отличие от позднейших исследователей, приводя свидетельство А. Контарини, считал Астрахань не самостоятельным владением, а уделом. Во времена А. Контарини, писал историк, „в городе Астрахане особые были правители из родственников хана“ [Рычков 1774: 45].

Контарини упоминает и посла Касима в Москву к великому князю. Имя посла Контарини передает как Анхиоли (Anchioli) [Барбаро и Контарини 1971: 198, 221]. Л. С. Семенов предположил, что Контарини принял за имя посла само его звание — элъчи-ялу , а вызвано это посольство было конфликтом племянника с дядей и поисками союзника в этой борьбе. „У нас есть основания усомниться в том, — пишет Л. С. Семенов, — что посольства из Астрахани носили в эти годы регулярный характер. Русские летописи вообще не сообщают о послах астраханского хана…“ [Семенов 1980: 13]. Предположение Л. С. Семенова не лишено смысла, ибо, по свидетельству А.Контарини, московского посла Марка Россо, с которым он прибыл в Астрахань, приняли там „как друга“, т. е. как будто бы представителя союзника [Барбаро и Контарини 1971: 217]. Ф. Конечны, основываясь на свидетельстве А. Контарини, относил это посольство к 1487 г. (sic!) и считал, что его целью было получение хараджа [Koneczny 1927: 161], о чем А. Контарини не пишет [53].

О том, что конфликт между Ахмедом и Касимом действительно имел место, мы узнаем и из восточных источников. В „Таварих-и гузида — Нусрат-наме“, сочинении, написанном на тюркском языке и законченном в 1504 г., а также в „Фатх-наме“ Шади и „Шайбани-наме“ Бинаи, сочинениях, зависящих от „Таварих…“, изложена история преследований сына Абу-л-Хайра — Шайх-Хайдара со стороны коалиции хана Сайид-Ибрахима [54](Ибака) — сына (или внука) Хаджи-Мухаммеда [55], потомков Тукай-Тимура — Джанибека и Кирая (сыновей Барака) и ногайских мурз — Аббаса (сына или брата Ваккаса бен Нур ад-Дина), Мусы и Ямгурчи (сыновей Ваккаса) [56]. По „Таварих…“ и „Шайбани-наме“, Ахмед с самого начала входил в эту коалицию. Шади в „Фатх-наме“ излагает события иначе: поначалу Ахмеда не было в числе врагов Шайх-Хайдара, Ахмед даже „пособил их делу / на дорогу поднес им много даров…“, и только потом Шайх-Хайдар сразился и с ним [МИКХ 1969: 57, 65].