Илья Зайцев - Астраханское ханство

Сам Дервиш-Али в это время был у мирзы Белек-Булата. Он направил Ивану IV просьбу принять его в Москве: "Дервиш нам бил челом, — писал Иван, — чтобы нам его к себе взяти и пожавати (так в тексте, т. е. пожаловать. — И.З.) его". На просьбу Москвы отпустить будущего хана Белек-Булат поначалу ответил отказом. В грамоте мирзы Белек-Булата о судьбе Дервиша говорилось: "…да присылал еси брата нашего Дервиша царя звати. И тому твоему человеку, которой приезжал, не поверили есмя. И будет Дервиш царь надобен, и ты пришли доброво боярина…" [РГАДА, ф. 127, oп. 1, ед. хр. 4, л. 23об., 13-13об.]. В Москве это вызвало раздражение: вероятно, с Дервишем связывали большие надежды. В мае 1551 г. Иван IV ответил Белек-Булату: "И нам о Дервише царе вперед не посылывати. А похочеш тебе нашего добра и прямые дружбы, и ты б Дервиша царя з женою и з детми к нам прислал часа того с твоим болшим послом. И мы Дервиша царя пожалуем своим великим жалованьем и юртом его устроим… А то нашей дружбе и крепость, как Дервиш царь у нас будет" [РГАДА, ф. 127, oп. 1, ед. хр. 4, л. 24об.].

В ответном письме Исмаилу Иван IV обошел вопрос о возможном походе на Астрахань и статусе Дервиша: мирзе предлагалось обсудить эти проблемы с московским послом Петром Тургеневым, уполномоченным вести такие переговоры, не вступая в переписку [РГАДА, ф. 127, oп. 1, ед. хр. 4, л. 21об. — 22]. В Ногайской Орде у мирзы Юсуфа П. Тургенев беседовал с Дервишем, и тот говорил ему: "…царя, государя, великого князя жалован[ь]е забыт[ь] не мочно, хочу, деи, добре к нему ехать, да подожди, деи, мало…" [РГАДА, ф. 127, oп. 1, ед. хр. 4, л. 32]. Во втором письме в Москву П. Тургенев сообщал, что посылал к Исмаилу служилого татарина Тафкея Тимеева с грамотой. Исмаил кочевал "на Чеганех между Волги и Яика", где Т. Тимеев застал его в апреле 1551 г. Исмаил говорил гонцу: "Писал де я царю и великому князю, чтобы он послал воеват[ь] Астарахан[ь], да пожаловал бы, взял Астарахан[ь], да посадил Дервиша царя ис своей руки нашего сестрина, как Шигалея царя на Казани держал, так бы и его. Он бы ему так же служил. А толко не пожалует царь и великий князь, нам на Астарахан[ь] не пособит, и нам ее взяти не мочно: пушек и пищалей у нас нет, ни судов неже. А пожалует, толко пособит нам на Астарахан[ь], куды велит на своего недруга ити, и мы готовы" [РГАДА, ф. 127, oп. 1, ед. хр. 4, л. 37об.].

Дервиш выехал в Москву, вероятно, еще в сентябре 1551 г. 16 октября он прибыл в Касимов и уже на следующий день был отпущен в Москву [РГАДА, ф. 127, oп. 1, ед. хр. 4, л. 87]. В среду 28 октября [191]1551 г. Иван IV принял Дервиша. Его собственное письмо с изложением предыстории его поездки в Москву рисует образ скорее истинно верующего человека, нежели прагматичного политика (хотя впечатления от писем зачастую бывают весьма обманчивы). Дервиш писал Ивану, что он решился на приезд только после убийства сейида ханом Ямгурчи. "Да молвил сеит: живи, деи, туто. И яз потому измочал, а твою добрую правду и жалован[ь]е видел есми. Хотел есми сеитя не послушати да поити. Да затем есми не пошел, толко не послушали ево, ино как бы вере своей излая[ть]. Коли Ямгурчи салтан убил сеитя и тоды и ево сына доброво убил и тот для сеит бил челом Юсуфу князю, чтоб, деи, еси недруга моево воевал. И Юсуф братства не учинил" [РГАДА, ф. 127, oп. 1, ед. хр. 4, л. 85-85об.]. Значит, у Дервиш-Али была личная причина ненавидеть Ямгурчи (убийство им сейида [192]), а Юсуф не смог отомстить за его смерть.

Дервиш, как природный Чингизид, будто бы три года просил князя Юсуфа "устроить его юртом", однако Юсуф не пошел ему навстречу [РГАДА, ф. 127, oп. 1, ед. хр. 4, л. 90об.]. Скорее всего именно это и являлось истинной причиной отъезда в Москву нового претендента на престол Хаджи-Тархана. Мирза Белек-Булат, заинтересованный в воцарении Дервиша, льстил Ивану IV, называя его "Чингишовым сыном Белым князем, прямословным государем и жалостливым государем", и, ссылаясь на "старину", напоминал, что астраханский престол занимали и менее достойные кандидатуры, чем Дервиш: "Белово князя черкасы беглые холопи были. Акобек царь с черкасы по женитве в свойстве учинился, и они ему юрт ево взяв дали. И Ямгурчей царевич в свойстве учинился, и ему братство учинили, юрт его взяв, дали ж" [РГАДА, ф. 127, oп. 1, ед. хр. 4, л. 91].

В начале 1552 г., несмотря на ногайские интриги по поводу будущего астраханского хана, отношения ногаев с Астраханью оставались мирными [РГАДА, ф. 127, oп. 1, ед. хр. 4, л. 98об.]. В начале 1552 г. московский посол у Ямгурчи Севастьян Авраамов сообщал, что из Астрахани хочет "ехати на государя нашего имя служити со мною ж вместе Крым-Гирей царевич Устемирев сын царевичев, внук же Муртозе царю" [РГАДА, ф. 127, oп. 1, ед. хр. 4, л. 99об.]. То есть, при Дворе Ямгурчи жил племянник Аккубека, Крым-Гирей.

Взятие Казани существенно изменило расстановку сил в постзолотоордынском пространстве Восточной Европы. В Москве решили, что настала пора вспомнить об Астрахани, а значит, и о Дервише. К настойчивым просьбам Исмаила посадить его "сестрича" ханом на нижней Волге в Москве отнеслись с большим вниманием и приговорили "царю и государю великому князю послати Дербыша-царя На Асторохан да воевод своих в судех Волгою многих и с нарядом, а Исмаилю быти полем или детей и племянников своих прислати ко Асторохани, и нечто, даст Бог, възмут Астороханский юрт и царевым и великого князя воеводам посадить на Асторохань царя Дербыша, а Исмаилю сына или племянника" [ПСРЛ 1904: 235]. Вероятно, в случае успешного взятия города сын или племянник Исмаила должен был стать при Дервиш-Али беклербеком.

В апреле 1554 г. Дервиш-Али был послан в Астрахань, а с ним отправился воевода князь Юрий Иванович Пронский-Шемякин "с товарищи". Как совершенно справедливо утверждал Б. Ишболдин, война Дервиша с Ямгурчи "была в действительности братоубийственной, так как оба астраханских царя были троюродными братьями и правнуками Ахмеда" [Ischboldin 1963: 85].

Поход был организован традиционно: к городу шли три полка. Большим командовали сам Пронский и Михаил Петров сын Головин [193], передовым — постельничий Игнатий Михайлович Вешняков и Ширяй Васильев сын Кобяков, сторожевым полком — Стефан (Степан) Григорьев сын Сидоров и князь Андрей Булгак Григорьев сын Барятинской [194]. Вместе с Ю. И. Пронским шли также вятчане с князем Александром Ивановичем Вяземским [ПСРЛ 1904: 236; Разрядная 1966: 144].

Общая численность войска составляла, по мнению А. А. Гордеева, 3000 человек [Гордеев 1992: 29]. Это ошибка. Московское войско насчитывало в 10 раз большее число воинов [Газиз 1994: 106; Сафаргалиев 1952: 45; Широкорад 2000: 30–31]. Цифра кажется вполне реальной. Такое войско было весьма грозной силой.

Ю. И. Пронский первым отправился в Нижний Новгород, где все силы должны были собраться воедино. Оттуда воевода, "сождався… со всеми людми", выступил во главе объединенного войска в Петров пост [Разрядная 1978: 467], т. е. до 29 июня — Петрова дня.