Олекса Гайворонский - Повелители двух материков. Том. 1: Крымские ханы XV— XVI столетий и борьба за наследство Великой Орды

Эти известия явно не были досужими вымыслами, потому что Гази Герай стал всерьез готовить оборону. Опыт стратега подсказал хану, что ни лежащий на дне долины Бахчисарай, ни плохо приспособленный к длительной осаде Кырк-Ер не будут надежным убежищем в случае, если ему придется защищать от османов свой трон, и потому Гази Герай решил перенести ханскую столицу на материк — к одной из днепровских переправ, [831]где защитой укрепленного города стала бы степная ширь, непроходимые для судов днепровские пороги и полоса реки у подножия крепости.

По словам ханского посланца в Москве, Гази Герай собирался сбросить зависимость от султана, покинуть Бахчисарай, построить на Днепре укрепленный город и перевести туда все крымские улусы — иными словами, собрать там всю свою армию. Хан просил у царя тридцать тысяч рублей на строительство крепости и предлагал объединиться в борьбе с общим неприятелем. Сознавая, что его слова будут встречены с недоверием, Гази Герай обязывался прислать в заложники своего сына Тохтамыша. [832]

Бояре не вполне доверяли столь неожиданному предложению, но все же от имени царя намекнули, что готовы помочь: они отправили хану третью часть затребованной суммы, пообещали прислать в новую крепость артиллерийский отряд и наконец-то отпустили в Крым жену Мурада Герая Ес-Туган вместе с ее прислугой и сыновьями от Саадета Герая: Девлетом, Мехмедом и Шахином. [833]

Однако нужда в возведении днепровской ставки отпала сама собой: Мубарек Герай в тот же год скончался в своем кавказском убежище, а султана, похоже, сумели убедить, что Гази Герай незаменим на своем посту, всегда был лоялен к Стамбулу, и его не стоит оскорблять попусту — тем более, что к нему скоро придется обращаться за военной помощью.

И все же хан не оставил мечты о новой столице, раскинувшейся на просторе (похоже, еще со времен войны на Кавказе Гази Герай увереннее чувствовал себя на открытых, хорошо обозреваемых пространствах, нежели в теснинах и ущельях). Он решил сделать своей столицей Гёзлев, [834]который вполне мог стать «крымским Стамбулом» — тем более, что главная черта сходства с заморским мегаполисом, отцовская мечеть, уже украшала городской силуэт. Гази Герай давно наметил столичное будущее для столь полюбившегося ему города (ведь недаром он с самого начала перенес сюда свой монетный двор, и надпись «Гёзлев» теперь чеканилась на всех крымских монетах [835]), но воплотить этот замысел ему так и не удалось: появились заботы, которые надолго отвлекли хана от обустройства новой столицы.

Османская империя, захватившая в прежние десятилетия обширные территории в Юго-Восточной Европе, столкнулась с проблемой охраны своих завоеваний. Пока османы воевали с Ираном, австрийский император попытался отодвинуть турок от своих рубежей и вытеснить их из пограничной Венгрии. Султан, доведя войну с кызылбашами до победного конца, перебросил войска с восточного края империи на западный, чтобы восстановить свое владычество в венгерских землях. Мурад III хорошо помнил, какую пользу принесли крымские войска в иранской кампании, и потому решил воспользоваться их помощью и в новой войне против Австрии.

Гази Герай без возражений принял султанское приглашение: все-таки он был обязан османам своим воцарением, да и новые подвиги на полях сражений надолго заставили бы замолчать тех, кто мечтал о его смещении. Но прежде, чем выступить к дунайским берегам, хану следовало срочно уладить отношения с соседями, чтобы обезопасить Крым на время своего отсутствия.

Гази Герай начал мирные переговоры с царем уже вскоре после возвращения из московского похода. Будучи осведомлен о кознях Шакая-Мубарека, хан принес царю извинения за недружественный шаг и предложил условия мира: Москва продолжит по традиции выплачивать Бахчисараю «поминки», а хан со своей стороны оставит претензии на Казань и Хаджи-Тархан. [836] Cамовольный набег Фетха и Вахта Гераев поставил было примирение под угрозу, но хан, торопясь в Венгрию и не имея времени на выстраивание сложных дипломатических комбинаций, сумел склонить царя к миру совершенно неотразимой приманкой: помимо отказа от волжских владений Орды, Гази Герай признал за Федором царский титул и впервые оформил письмо к нему как к независимому правителю: к листу была привешена подобающая в таких случаях золотая печать. [837]

Хан прекрасно сознавал, что преподнес Москве во всех смыслах «царский» подарок. «Скажи брату моему [Федору], — наставлял он русского посла, — что я не отказал ему в великой чести, чего при прежних ханах не бывало!». [838]

Собственно говоря, на этом можно поставить точку в истории борьбы Крыма за наследство Золотой Орды: владыка Великого Улуса официально признал за московским правителем ханский титул и отказался от верховенства над волжскими юртами. [839]Если бы из глубины веков мог вернуться Тохтамыш-хан, он наверняка наградил бы Гази Герая множеством жестоких упреков. Но времена Тохтамыша давно миновали; нынешний крымский хан был сыном своей эпохи и великолепно ориентировался в ее реалиях.

Патриархальные символы XIII и XIV столетий уже мало что значили на пороге XVII века, а Гази Герай был очень расчетливым политиком, ставил превыше всего практическую целесообразность и ради нее не страшился пойти вразрез с вековыми традициями (о чем красноречиво свидетельствовало и его намерение сменить столицу).

Не так много связывало Крым с волжскими юртами, слишком отдалены они были друг от друга и слишком разные народы населяли их, чтобы Кыпчакская Степь, насильно объединенная когда-то монгольскими завоевателями, могла и далее оставаться одним государством. Единый Улус Бату просуществовал недолго; народы, прежде подчиненные Сараю, при первой же возможности разбежались из-под сени ордынского трона, и ни Намаганы, ни Гераи не смогли удержать их. Это не вызывало сомнений уже в XV столетии; потому-то правители Крыма никогда и не надеялись по-настоящему править обоими материками, а стремились лишь формально господствовать над ними — ибо только такое господство, покоящееся на династическом старшинстве среди окрестных правителей, могло уберечь Крымский Юрт от извечной угрозы со стороны степных обитателей.

Но теперь выстраивать патриархальные альянсы на востоке стало не с кем: Москва под корень уничтожила волжские государства, а во взаимоотношениях с ней пресловутая «слава» наследников Бату не давала никаких преимуществ: сталь и свинец значили здесь гораздо больше, чем золотые чернила, которыми полагалось выписывать в ярлыках имя верховного хакана.

Гази Гераю довелось долго служить под началом османских командиров, и цель войны, как он привык ее понимать, заключалась в завоевании новых земель и покорении новых народов. Сражения же за старинные титулы, давно утратившие свое реальное содержание, должно быть, казались Гази Гераю бессмысленным расточительством сил.