Линор Горалик - Лишь бы жить

Второй дед ушел из жизни очень рано, но помню его хорошо. Он сажал меня на колени и давал потрогать шрам на руке, где носил осколок. Иногда показывал на портреты на стене: «Это мой отец, его съел Гитлер в 41-м, это Ваня, старший брат, его съел Гитлер в 42-м, это Василий»… Я тогда думала, что Гитлер — это какой-то огромный страшный зверь, который иногда спускается на Землю и зачем-то ест людей. Мне было 5 лет. Дед надевал ордена на День Победы, молча пил сто грамм на летней кухне и шел в деревенский клуб. И тоже всегда светился, но другой, тихой такой печалью.

Светлана Колесникова

***

Бабушка рассказывала, как она работала в колхозе с утра до глубокой ночи. У нее были две маленькие дочки, 39 и 41 года рождения. Приходилось их оставлять дома одних: расстелит на полу одеяло, соседка пару раз забежит за день, чтобы теплой едой накормить — и все. Родственники, у которых была возможность помочь, помогать тогда не стали. Может, и не могли, но бабушка считала, что не хотели. Вообще несколько лет никак не общались. Пришли в гости только когда дедушка вернулся из Варшавы, посмотреть, что он привез. Дедушка про войну не рассказывал вообще ничего, переводил тему, не хотел детям про войну говорить.

NN

***

Моя бабушка рассказала мне, что в эвакуации она встретила человека в столовой, который ходил с куском хлеба и снимал со всех тарелок остатки еды и съедал ее. Ему не делали замечаний.

Gabi Kotljarevsky

***

Я не застала ни одного из дедов-фронтовиков, да и бабушек толком не расспросила. Папа, 1940-го года, рассказывал, как металась бабушка с ним, маленьким, по оккупированной Одессе и окрестностям. Дед был на фронте, коммунист, контрразведчик и еврей, почему их не эвакуировали, до сих пор не понимаю. Один раз сдал сосед-дворник, с самого начала согласившийся работать на румынов. Тогда бабушка-полька отволокла папу в костел и крестила его там. Метрику папа хранил, хотя всю жизнь был убежденным атеистом. Потом их приютили родственники в селе под Одессой. Вторая бабушка с годовалой моей мамой была эвакуирована в Читу. Из воспоминаний ярче всего был пароход из Одессы до, кажется, Сочи, который постоянно бомбили.

Vita Shaldova

***

Бабушка покойная москвичка была, из Москвы на войну ушла, деда там повстречала. Победу оба под Кенигсбергом встретили. Она, пока жива была — ну, людей вспоминала, с кем служила, девчонок (рота связи); но главное воспоминание, рефреном повторявшееся под неизменное шампанское на каждое 9 мая — как каждую пятницу (!), что бы ни происходило (!!), в штабе были танцы.

Танцы. Вот что вспоминала.

Boris Levitsky

***

Моя бабушка Сарра Георгиевна Хинская в 1941-м закончила 4-й курс Харьковского мединститута. Их срочно доучили и в октябре-ноябре 41-го уже мобилизовали. Она очень мало рассказывала о войне, но рассказывала. Она была ранена в ногу и лежала госпитале в Воронеже. Немцы наступали на город, лежачих раненых эвакуировали, а ходячих отправили спасаться самостоятельно. Больничная нянечка ее пожалела, — молодая, и к врачам все же особое отношение, — предложила остаться у нее. Бабушка отказалась — еврейка, офицер, расстреляли бы обеих. И вот она (на костылях, шинель на больничный халат, история болезни под мышкой) пошла к выезду из города. По дороге ехали груженые машины, сначала она голосовала, потом просто села на обочину — мест ни в одной не было. И вдруг затормозил грузовик, солдатик ее узнал: «Доктор!», потеснились, затащили в машину, так она и эвакуировалась. Потом она лежала в госпитале в Ташкенте и сказала санитарочкам-узбечкам, что никогда не видела, как растет виноград. На следующий день они принесли ей целую срезанную лозу с кистями винограда. И третья история из обязательных ее рассказов — она закончила войну в Румынии, ее поселили в дом какого-то большого военного чина (его самого, конечно, не было, была жена, дочь и прислуга). Хозяйка дома отнеслась к ней плохо, но велела приготовить ванну. Прислуга принесла комплект: розовое банное полотенце и халат, бабушка была из небедной семьи, но никогда такого не видела. Хозяйка страшно закричала на прислугу по-румынски, и бабушка решила, что ругает она за то, что советскому солдату такую роскошь принесли. Но прислуга вернулась с таким же комплектом, но голубым. Хозяйка кричала, что доктор — брюнетка и ей розовое не подходит.

Vita Shaldova

***

Покойный дедушка любил рассказывать, как на него напали в поле волки, когда он заночевал в тракторе. Он в войну подростком в колхозе работал. А бабушку с сестрой эвакуировали. Они ничего не рассказывали, только говорили, как им повезло эвакуироваться из Сталинграда.

Russell D. Jones

***

Не любили рассказывать, надо было сильно постараться, чтобы выведать хоть что-то.

Дед рассказывал, как им выдали винтовки времен первой мировой войны с минимальным запасом патронов. Как обуты и одеты были абы во что. Как раненые умирали, не хватало медикаментов и бинтов. Бинты стирали, сушили и снова использовали. Нечем было обрабатывать раны, потому по жаре раны гнили, в них копошились черви, принося невыносимую боль.

Осенью и в болотистых местностях сидели в окопах по колено в воде, простужались, кашляли и падали от болезни. Мокрые ноги обмерзали в заморозки, начинали гнить. Врачей и медсестер не хватало, спасали только тех, кому можно было помочь, а безнадежных просто оставляли умирать.

Как заставляли штурмовать высоты и населенные пункты, иногда не давая отдохнуть и не снабдив боеприпасами. Как спали, где придется, иногда на ходу. Идешь, держишься за подводу или товарища, а сам дремлешь.

Дед дошел почти до Берлина, участвовал в Сталинградской битве, был ранен, был в плену, имел награды. Именно поэтому, а может потому что не дошли руки, не был репрессирован — как большая часть побывавших в плену.

Бабушка копала окопы, работала на тяжелых работах. Когда фашисты отходили, они загрузили эшелон женщин и детей для увоза в Германию. Но по пути состав разгромили советские солдаты, большая часть женщин и детей были освобождены и вернулись домой. Больше бабушка про войну вообще ничего не рассказывала.

Svetlana Polukhina

***

Дед (неродной) ничего про войну рассказывать не любил. Только как-то в восьмидесятые, когда бабушка возмущалась Высоцким на магнитофоне (как раз звучала «Мне этот бой не забыть нипочем..») возразил ей (вещь в семье неслыханная!): «Все так и было».

Константин Орлов

***

Моя бабушка 29-го года рождения была в Ленинграде во время блокады и рассказывала, что работала с 13 лет на заводе, стояла на табуретке (так как рабочее место было рассчитано на взрослого) и забивала наконечники для лыжных палок. Еще рассказывала, что очень хорошо помнит, как пришла мама и принесла три крошечных кусочка шоколада — выдали американскую гуманитарную помощь. Но мама их детям не отдала и променяла на дуранду — лепешки из всякой шелухи. Потому что калорийнее. А бабушке очень, очень хотелось шоколадку. Каждый раз она это вспоминала, когда шоколад видела. После войны зрение у бабушки оказалось -24; -14. Врачи сказали — от недоедания. Еще говорила, что как-то шла за водой с санками и на земле лежал человек, упал и замерз. А когда шла обратно, у него уже были вырезаны ягодицы. Вообще она много рассказывала мне, с самого раннего детства, лет с четырех точно. Считала, что важно, чтобы дети знали.