Джон Гай - Две королевы

В полдень Мария покинула банкет, пообещав до окончания веселья еще вернуться и потанцевать. Затем она переоделась к официальному приему, который был назначен на четыре часа пополудни в честь посла герцога Савойского, возвратившегося домой. Роль хозяина исполнял епископ Аргайла, Джон Карсвелл, дом которого в Кэнонгейт был самым большим. В семь часов вечера Мария удалилась. Ее сопровождали Босуэлл, Аргайл и Хантли, но не Морей, который уехал в Файф под предлогом того, что его жена заболела и ей угрожает выкидыш. Мейтланд также счел разумным удалиться, а в отношении Мортона все еще действовали ограничения. По условиям прощения ему было запрещено приближаться к Марии и королевскому двору ближе чем на семь миль.

Около восьми часов вечера Мария в сопровождении кавалькады лордов и леди отправилась в Кирк-о-Филд, чтобы отпраздновать излечение Дарнли. Возможно, кроме вина и разговоров там были музыка и танцы. К ночи Дарнли становился все более любвеобилен. Он хотел, чтобы Мария осталась с ним, однако королева уже пообещала Бастиану и Кристине, что посетит их свадебный маскарад.

Мария всегда держала слово, данное любимым слугам. В начале двенадцатого королева встала и приказала подать лошадей. Дарнли попытался отговорить ее, и, чтобы отделаться от него, она сняла с пальца кольцо и вручила ему как знак того, что следующую ночь она проведет с ним. Морей, впоследствии описывавший эту сцену Гусману де Силва, испанскому послу в Лондоне, говорил, что Мария «вела себя необычно и беспримерно в ночь убийства, дала мужу кольцо, была нежна и ласкова с ним после того, как замыслила его убийство». Это, сказал Морей, который сам находился в Файфе и не видел событий, которые с такой уверенностью описывал, было «худшим» во всем этом циничном преступлении.

Успокаивая Дарнли, Мария тянула время. Когда он заподозрил возможность домашнего ареста и отказался ехать в замок Крейгмиллар, ее цель состояла в том, чтобы вернуть его в Эдинбург, где он будет находиться под надзором, и отгородить от влияния Леннокса и его сторонников. С его сексуальными потребностями помогали справиться время и виски, к которому Дарнли явно пристрастился. В конце концов, в эту игру она успешно играла со дня убийства Риццио. Торопиться тут не следовало.

Покидая дом на Кирк-о-Филд, Мария прошла мимо двери своей спальни. Это был опасный момент для людей сэра Джеймса Бальфура, двое из которых прятались в комнате. Во дворе Мария столкнулась с Николя Юбером, пажом по прозвищу Французский Парис [32] Он был слугой Босуэлла перед тем, как поступить на службу к Марии. , который был очень грязен — она заметила это даже при свете факелов. Пока все веселились наверху, он с помощью дубликатов ключей впустил людей Бальфура на первый этаж и даже помогал им наполнять порохом мешки, груда которых теперь лежала на месте кровати Марии. «Господи, Парис, как же ты перемазался!» — воскликнула Мария, взглянув на слугу. Он покраснел.

Мария вернулась в Холирудский дворец приблизительно в половине двенадцатого. На бале-маскараде она пробыла недолго: танцы почти закончились, и пришло время дамам «уложить невесту в кровать» — в этом придворном ритуале, сопровождавшемся смехом и шутками, Мария играла главную роль. Сама она легла спать примерно в половине первого. После ее отъезда Дарнли продолжил пить, а затем распорядился приготовить лошадей, чтобы рано утром отправиться в Холируд. В постель он лег около полуночи; ему помогал Уильям Тейлор, его верный лакей, спавший на койке в той же комнате. Два других слуги, Томас Нельсон и Эдвард Симмонс, находились поблизости. Они спали на галерее, примыкавшей к комнате Дарнли и выходившей на городскую стену и в Воровской переулок. С ними также был паж Тейлора, Эндрю Маккейг. На первом этаже спали пять или шесть слуг и, возможно, три или четыре грума.

Внезапно в начале третьего утра небо осветилось яркой вспышкой, а затем раздался взрыв. Оглушительный грохот, словно разом выстрелили двадцать пять или тридцать пушек, испугал всех. В рядом стоящих домах открыли окна и зажигали свечи. Собаки лаяли и беспорядочно метались. Люди поспешили к дверям, и улицы, ближайшие к месту взрыва, наполнились небольшой толпой. Ночь была темной, и поэтому только на рассвете стало возможным оценить масштаб разрушений. В радиусе сотни ярдов от Кирк-о-Филд все было покрыто толстым слоем пыли. Земля была усеяна щепками и кусками дерева. Бывший дом настоятеля, где жил Дарнли, был разрушен до основания. От него осталась только груда обломков.

В саду, футах в сорока от дома, по другую сторону городской стены, в дальнем конце Воровского переулка нашли тела Дарнли и Уильяма Тейлора. Они лежали под деревом, одетые в ночные рубашки. Самое удивительное, что на обоих телах не было следов насилия. Рядом валялся стул, веревка и меховая накидка, принадлежащая Дарнли. В саду также нашли кинжал, что еще больше запутывало картину происшествия, поскольку ран на обоих мужчинах не было.

Из всех слуг Дарнли в живых после взрыва остались только Нельсон и Симмонс. Нельсона нашли под городской стеной. Симмонс тоже не пострадал, в отличие от бедняги Эндрю Маккейга. Он был найден мертвым, но мы точно не знаем, извлекли ли его тело из-под обломков дома или нашли в саду рядом с Дарнли и Тейлором. Из слуг, спавших на первом этаже, погиб по меньшей мере один человек. Остальные пережили взрыв.

Каким образом Дарнли и его слуге удалось не только покинуть дом, но и пересечь Воровской переулок и попасть в сад по другую сторону стены? И зачем люди, спасавшиеся бегством, несли с собой мебель? Пытались ли жертвы бежать, или их убили в доме, а затем тела вытащили наружу? И если они действительно ускользнули из дома, то где их убили и кто? И зачем был нужен взрыв?

Грохот взрыва разбудил Марию, которая отправила Босуэлла и капитана городской стражи выяснить, что случилось. Их доклад потряс ее. «Дело ужасное и чрезвычайно странное, неслыханное в нашей стране». Дом был «взорван… с такой силой, что ничего не осталось, ни стен, ни камня на камне, все разбросало по сторонам или разрушило до самого фундамента. Должно быть, это было сделано с помощью подкопа с заложенным туда порохом. Но кто это совершил и как, пока неизвестно».

Мария подумала, что взрыв произошел, когда Дарнли «спал в своей постели». Сначала она, как и все остальные, решила, что ударной волной Дарнли и Тейлора выбросило из дома, и они перелетели через стену и упали в саду. И только потом стало ясно, что это невозможно. Если бы их подбросило в воздух, на телах остались бы ожоги от взрыва, а также синяки и переломы от удара о землю.

Мария встревожилась. Она сама когда-то называла Дарнли «королем Шотландии» и прекрасно понимала, что в Европе его смерть будет воспринята как цареубийство. Самое тяжкое преступление, какое только можно представить. Мария не могла искренне горевать о Дарнли, но была потрясена случившимся. И время было самое неподходящее. Прошло менее двух суток после того, как она приказала Роберту Мелвиллу возвращаться в Лондон и заключить желанное соглашение с Елизаветой. Она даже переступила через свою гордость и написала примирительное письмо Сесилу. В исполненных иронии выражениях Мария пожелала, чтобы он принял ее высокое мнение о нем, несмотря на все их разногласия. Она надеялась, что Сесил станет «доброжелателем всех наших благих дел» — на что имела все основания после того, как простила заговорщиков, убивших Риццио. Но Мелвиллу не позволили вручить это письмо, поскольку новость о взрыве достигла дома Сесила раньше, и ему пришлось выпрашивать аудиенцию.