Максим Романов - Стрельцы московские

Убедившись в одержанной победе, государев двор стал готовиться к возвращению в столицу, Царская семья покинула Троице-Серти-ев монастырь 27 октября и начала медленно приближаться к Москве. В селе Алексеевской государи получили известие от патриарха о том, что в городе «все, дал бог, смирно и тихо». Троицкий поход великих государей Ивана и Петра Алексеевичей, продлившийся два месяца, завершился 3 ноября. Однако до полного успокоения было еще далеко, Вести о стрелецком бунте в Москве всколыхнули всю страну, От городовых воевод поступали сообщения о том, «что в городех тамошние жители и прохожие люди про мимошедгпее смутное время говорят похвальные и иные многие непристойные слова на смуту и страхование и на соблазн людем». Особую тревогу вызывали вести, приходившие с Украины, где на службе в разных городах находились московские стрелецкие полки и городовые стрельцы.

Известие о казни Хованских было отправлено на Украину в конце сентября. 4 октября подьячий Малороссийского приказа В.Баутин доставил царскую грамоту в город Батурин. Здесь при ставке гетмана И.Самойловича службу несли московские стрельцы Семенова полка Войекова, которые восприняли вести из столицы спокойно и «за милость великих государей» поклонились. Столь же смирно выслушали царскую грамоту солдаты и стрельцы «жилых полков», стоявшие в Нежине. Однако в Киеве «государскую милость» рядовой служилый люд воспринял совершенно по иному.

В это время в составе киевского гарнизона службу несли три московских стрелецких полка, три сотни стрельцов Белгородского Московского жилого приказа и несколько городовых солдатских полков. По приказу воеводы боярина князя П,С.Прозоровского 9 октября все полки были собраны у приказной избы для объявления царской грамоты. После завершения чтения «в полкех де почал шум быть великой, и нихто из них на государской милости не били челом и не кланялися». Стрельцы стали кричать воеводам и приказным людям: «Вы де, господа, боярина Хованского извели и измену на него вымыслили, а он де сколько великим государем служил и Польшу всю прошол и изменником никогда не бывал, а ныне де ево поставили изменником. А когда де он изменник, инде и мы такие же изменники, потому что де вместе служили». Дело дошло до рукоприкладства. Подьячего Баутина выхватили за волосы из-за воевод и «учали бить смертным боем, а назади де почали кричать и шапками махали, чтоб убить и боярина и начальных и приказных людей». Но все же воеводам удалось уговорить стрельцов и от бунта унять. Избитого Баутина служилые потащили в тюрьму, где уже сидели около десятка пятидесятников и сотников, с которых стрельцы собирались править рублей по 200–300.

На следующий день к арестованному подьячему пришли выборные по два человека от всех стрелецких полков, которые подробно расспрашивали о том, где происходила казнь Хованских, и кто из бояр при ней присутствовал. Баутин заверил стрельцов, что все происходило по царскому указу, и вскоре он был освобожден. Но на этом злоключения подьячего не закончились. 17 октября он прибыл в Переяславль, где после оглашения грамоты местные стрельцы «говорили такие же слова, что и в Киеве, с криком же». Баутина вновь поволокли в тюрьму, а воеводу начали таскать за бороду, грозились убить, но от смерти его спасли двое пятидесятников и полуполковник Б.М.Батурин. Во время очередного тюремного сидения к подьячему группами по 5 — 10 человек приходили стрельцы и расспрашивали о событиях в Москве. Некоторые из приходивших открыто заявляли: «Худо де то, что учинили начало, а конца не учинили, в то время всем было учинить боярам и приказным людем в одно время. А как де они пять полков соберутца ныне и придут к Москве, а их де братья будут в целости, то де полно той медведице при великих государях быть, так же и пестрой ризе [патриарху], так же де их пора послать в дальние монастыри». Интересовались стрельцы и о том, что «есть ли на Москве донские казаки?», и говорили между собой: «Дай де бог, чтоб наш человек туда прошол».

Через три дня подьячего отпустили, и он с тревожными вестями убыл в столицу. Однако местным властям удалось не допустить бунта. Повинуясь новой царской грамоте от 13 ноября, стрельцы в Киеве принесли «повинную» и выдали «пущих заводчиков». После соответствующего розыска бояре приговорили повесить 23 декабря в Киеве четырех главных смутьянов, чтоб «неповадно было иным так воровать и озорничать и невежничать». Едва правительству удалось усмирить московских стрельцов киевского гарнизона, как последовали вести о волнениях в Белгородском Московском жилом полку стольника и полковника С.Ю.Резанова.

На следствии выяснилось, что в декабре группа стрельцов, вернувшихся со службы в Киеве, затевала учинить в Белгороде у разрядной избы «всполох». Поводом для подготовки выступления стал принесенный стрельцами список жалованной царской грамоты, в которой указывалось: «на бояр и на воевод и на полковников никакой работы не работать и сена не косить», и что «налог никаких чинить никому не велено». Еще летом белгородские стрельцы подавали в приказ Надворной пехоты челобитную, в которой жаловались на то, что подъемных денег и жалованья им дают «не против нашей братьи надворной московской пехоты». Теперь белгородцы, получив в свои руки «подлинную» грамоту, мечтали отстоять свои права перед полковником и предъявить счет пятидесятникам «во всяких стрелецких поборех прошлых годов». О замыслах стрельцов властям стало известно благодаря изветам солдатского капитана А.Вейта и стрелецкого пятисотенного пристава И.Борисова. По итогам розыска, завершившегося в феврале 1683 г., к наказанию были приговорены пятеро стрельцов и четверо лиц иных званий. После битья кнутом все они были переданы обратно в Белгород «на крепкие поруки з записьми».

Неутихавшее «смятение» среди служилых людей, находившихся в провинции, свидетельствовало о том, что до полного «замирения» в стране было еще далеко. Настоящим испытанием для нового начальника Стрелецкого приказа думного дьяка Ф.Л.Шакловитого стали события, произошедшие в Москве в последние дни декабря 1682 г. 26-го числа в Приказ заявилась большая толпа стрельцов Павлова полка Бохина, которая «с великим невежеством и шумом» стала требовать перевода в другой полк бывшего пятисотенного И.Трофимова «с товарищи». В ответ им было сказано, что приказ о переводе уже отдан и «бити челом о том не о чем». Стрельцы, удовлетворившись ответом, стали покидать помещение Приказа, но вдруг с еще большим шумом повернули назад и стали требовать отдать им на расправу нынешнего «пятисотенного Исачку Борисова и пристава Канд-рашку». Однако Ф.Л.Шакловитый ответил твердым отказом, и стрельцы были вынуждены удалиться ни с чем.