Павел Черносвитов - Загадки Древней Руси

В XV веке, пишет далее М. Д. Приселков, духовные власти составили выжимку из ханских ярлыков — «Пространную коллекцию», которая «не собиралась только колоть глаза сравнением двух властей — неверных ханов и православных государей, но попыталась доказывать то, чего не существовало: полной неприкосновенности церковного имущества от князей по прямой на то воле хана, выражаемой и повторяемой в ярлыках с настойчивостью» [Приселков, с. 36].

Видя в золотоордынских ханах гарантов неприкосновенности церковного имущества (которое по воле ханов было освобождено от всех видов поборов в ханскую казну), русская православная церковь молилась за их здоровье, и этот факт постоянно подчеркивается в ханских ярлыках:

«Из давних из добрых времен и доселе что молятся богомольцы и весь поповский чин, и те никаких не ведают пошлин, самому Богу молятся за племя наше в род и род и молитву воздают. Так молвя, Феогноста митрополита царь пожаловал, с алою тамгою ярлык дал…»

«А попове от нас пожалованы по первой грамоте, Бога моляще и благословляюще нас, стойте; а иже имете не правым сердцем молитися о нас Богу, тот грех на вас будет… Сию грамоту видяще и слышаще от попов и от чернецов ни дани, ни иного чего ни хотят, ни возмут баскаки, князи, писцы, таможницы; а возмут, и они по великой Ясе извинятся и умрут».

Из всего сказанного следует, что конфликт Дмитрия Донского и Мамая вряд ли мог носить религиозную окраску.

Между тем любая, даже религиозная, война всегда имеет под собой экономические причины. Какие экономические причины могли побудить Дмитрия Донского выступить в дальний и опасный поход в степь против Мамая? Ответ на этот вопрос, на наш взгляд, кроется в скромном, мельком упоминаемом в памятниках Куликовского цикла факте: русскую рать сопровождали купцы из Крыма, а точнее, из Судака (Сурожа) — «гости-сурожане»:

«Поят же тогда князь великий с собою десять мужей сурожан гостей видения ради: аще что бог случит, имут поведати в дальних землях, яко сходницы суть из земли в землю и знаеми всеми во ордах и в фрязех; и другая вещь: аще прилунится недостаток в коей потребе, и си куплю сотворяют по обычаю их. Сии же суть имена их: Василей Капица, Сидор Елферьев, Костянтин, Козьма Коверя, Семион Онтонов, Михайло Саларев, Иван Ших».

Сурожанами в Москве называли купцов, торговавших с купцами Константинополя и итальянских колоний в Крыму, в первую очередь Сурожа (современный Судак). Эти колонии, по словам М. Н. Тихомирова, «стремились поддержать спокойствие на донских и волжских путях, которые находились в руках золотоордынских ханов» [Тихомиров, с. 351.]

Наличие «сурожан» в войске Дмитрия Донского в нашей популярной литературе принято либо опускать совсем, либо упоминать только в связи с желанием Дмирия иметь при войске независимых свидетелей, которые расскажут всему миру о… О чем? Летописец уклончиво отвечает: «что бог случит». Поразительна смелость этих торговых людей — пойти на смертельную битву, поглазеть «что бог случит»!

М. Н. Тихомиров, неясно почему, считал, что «сурожане московские гости» должны были рассказывать о победе в дальних странах» [Тихомиров, с. 376]. То есть, Дмитрий заранее был уверен, что победит Мамая?

Впрочем, вторая часть летописного сообщения гораздо более существенна: купцы-сурожане, оказывается, имели задачу обеспечивать русское войско «всякой потребой». «Свидетельство, что 10 купцов имели также обязанностью способствовать продовольствию войск, весьма существенно, — отмечает Д. Ф. Масловский, — как указывающее на некоторого рода компанию, которая заведывала подвозом продовольствия или покупкою его на месте; больше мы ничего не знаем» [Масловский, с, 228, прим. 1].

Генерал-майор Е. А. Разин обращает внимание и на еще одну службу, которую могли сослужить купцы-сурожане: они «ездили торговать в город Сурож (Судак) в Крыму и хорошо знали дороги в придонских степях, а также зимовья и кочевья татар» [Разин, с. 275]. Все правильно, но вот, по крайней мере до Ельца (а это на 100 километров южнее Куликова поля) никакой нужды в услугах купцов-сурожан не было: как мы показали выше, эти земли были густо населены славянским и неславянским христианским населением, которое гораздо лучше купцов-сурожан знало дороги на Верхнем Дону. А вот ближе к устью Воронежа — а именно там и кочевал Мамай — и далее, действительно, знания купцов-сурожан могли ох, как пригодиться.

Что же получается? Князь Дмитрий со всей вооруженной силой Москвы и мелких северо-восточных княжеств собирается идти так далеко в степь, аж до зимовий и кочевий татар, увлекаемый некоей сурожской торговой компанией «Василий Капица и К°»?

А Мамай?

А Мамай ждал…

«Переходя к татарам, невольно является вопрос: что было причиною их медлительности и бездействия? Почему те же самые татары, которые имели столь замечательное военное устройство и правила ведения войны, сохранившиеся от великого военного человека (Чингисхана), домашняя жизнь которых в мирное время была постоянною подготовкою к бою — почему эти татары отличаются такою пассивностью в своих действиях? Они дают возможность Дмитрию окончить формирование рати, подойти незамеченным, с первого шага выхватить из рук их вождей инициативу действий и заставить принять бой при условиях, невыгодных для себя… Татарские полководцы решительно отступили от святых для них предписаний законов войны. По принципам «Ясы» (законы Чингисхана, имевшие для татар такое же значение, как и Коран для магометан), раз если война уже была решена и неприятель не хотел покориться, то следовало немедленно открывать войну вторжением в неприятельскую страну с нескольких сторон и приводить таким образом противника в недоумение, где сосредоточить свои главные силы против наступающего и, вследствие того, заставить его раздробляться. За два дня вперед принимались серьезные меры к охранению. Между тем в настоящем случае татары, имея и без союзников вдвое превосходные силы, действуют до поразительное™ вяло; заметно пренебрежение разведывательной службой и рекогносцировками. Главное — Мамай теряет инициативу, а этим именно и дорожил великий Чингисхан» [Масловский, с 234–235].

Если верить памятникам Куликовского цикла, Мамай добровольно избрал на себя роль мальчика для битья. Между тем в 1377 году, за три года до Куликовской битвы, царевич Арапша действует в полном соответствии с заветами Чингисхана, стремительным и внезапным ударом разгромив на Пьяне нижегородско-московскую рать. А в 1380 году Мамай ждет…

«От почина действий татары отказались с начала кампании», — подчеркивает русский военный историк Д. Ф. Масловский [Масловский, 9, с. 25]. В чем был тогда для Мамая смысл затевать войну? Чтобы с бараньей покорностью ждать, когда его разобьют? Можно не сомневаться, что если бы Мамай захотел идти на Москву, он бы пошел на нее с той же стремительностью и скрытностью, с какими совершали свои нападения Ольгерд в 1368 году, Арапша в 1377 йщу, Тохтамыш в 1382 году.