Иван Мошляк - Вспомним мы пехоту...

— Подхалим ты, Федор, стараешься угодить начальству, шпалы успел прикрепить, — пытаясь сдержать улыбку, сказал я своему ординарцу, двадцатипятилетнему парню, до войны работавшему счетоводом в бухгалтерии одного из новосибирских заводов.

— Не имею такой привычки — подхалимствовать, — с достоинством отозвался Федор. — Только на военной службе меня учили соблюдать форму. А несоответствие знаков различия званию есть несоблюдение формы.

— А ты не пугай, не пугай, еще не старшина, — отшутился я. — Лучше дай умыться.

А все же было приятно, что петлицы «потяжелели» на одну шпалу.

На КП меня поджидал заместитель начальника штаба по разведке. Ничего утешительного он мне не сообщил. Пройти в тыл врага разведчикам не удалось, взяли ефрейтора из боевого охранения. На допросе тот показал, что, судя по шуму моторов, танков в тылу много, но, сколько их, к какой части принадлежат, ему было неизвестно. Оно и понятно: что может знать пехотный ефрейтор с передовой линии, кроме своего окопа?

Представились командиры артиллерийского дивизиона и танкового батальона, прибывшие, как и обещал командующий, к утру. Я направил их к Бисярину, он указал им место дислокации.

Ровно в восемь часов утра над позициями бригады появились «лаптежники», загремели выстрелы зениток, забухали разрывы бомб, затем, как и в предыдущие дни, двинулась в атаку лавина танков в сопровождении пехоты. Теперь главный удар приходился по центру, в стык 2-го и 3-го батальонов. Всего на нас шло около полусотни танков в сопровождении двух полков пехоты. Это были, по-видимому, ударные силы танковой дивизии. Но теперь на сердце не было той лихорадочной тревоги, какую я испытывал в первые дни сражения. Хотя подразделения бригады заметно поредели, зато каждый из оставшихся в строю бойцов стоил трех необстрелянных новичком. В подразделениях было достаточное количество гранат и бутылок с горючей смесью, пулеметов, минометов, боеприпасов к ним. Главное направление удара противника я прикрыл противотанковыми орудиями, дивизиону Баслыка поставил задачу отсечь пехоту от танков.

Первая атака оказалась самой яростной. Два десятка танков прорвались через боевые порядки 2-го и 3-го батальонов. Артиллеристы и петеэровцы расстреливали их в упор, но и сами погибали. Поднявшаяся в атаку немецкая пехота ворвалась в траншеи, завязался ожесточенный рукопашный бой.

Баслык выдвинул одну из батарей на прямую наводку. Она расстреляла шесть танков, но вскоре вражеские самолеты подавили ее. Гул танковых моторов слышался уже неподалеку от моего НП. Адъютант доложил, что два танка находятся в пятистах метрах от нас и на полной скорости мчатся по направлению к наблюдательному пункту. Все, кто был на НП, разобрали гранаты и заняли места в траншее, выкопанной неподалеку. Танки, стреляя на ходу, приближались к нам. Снаряды рвались в десяти-двадцати метрах. И вдруг — едва слышный хлопок противотанкового ружья. Один танк задымил и остановился. Второй хлопок — задымил другой танк. Из верхнего и нижнего люков стали выскакивать гитлеровцы. Пулеметчик из комендантского взвода срезал их меткими очередями. Из окопчика метрах в двухстах от нас поднялись двое бойцов с противотанковым ружьем и побежали к НП. Мы с адъютантом, лейтенантом Морозовым, остановили их.

— Вы подбили танки? — спросил я.

— Так точно, мы, товарищ подполковник.

— Молодцы! А почему оставили позицию?

Старший из бронебойщиков, боец лет тридцати, высокий и загорелый до черноты, переведя дыхание, сказал:

— Патроны кончились, товарищ подполковник. Мы ведь эти танки двумя последними подбили. Хотели вот пополниться, да разве сейчас пункт боепитания найдешь…

— Достаньте им два комплекта патронов, — приказал я Морозову, кивнул бойцам: — Марш за лейтенантом. — Но тотчас спохватился: — Фамилии?

— Малахов! — откликнулся старший.

Фамилию второго я не расслышал — неподалеку разорвался снаряд…

Поле боя было сплошь затянуто дымом. Что там происходило, я не знал. Вернулся на НП, позвонил Слюсаренко — не отвечает, Бардин — тоже. Послал связистов на линию. Но тут явился связной от Бардина, передал донесение: с помощью подоспевшей резервной роты и танков немцы выбиты из наших траншей. Через полчаса была восстановлена связь с 3-м батальоном. Слюсаренко сообщил, что атака отбита, перед фронтом батальона полегло не меньше двух сотен фашистов.

До вечера гитлеровцы предприняли еще две атаки меньшими силами. По-видимому, немецкое командование предполагало, что их первая массированная атака, хотя она и была отбита, обескровила бригаду. Да, бригада понесла немалые потери и все же стояла как вкопанная. Когда над полем рассеялся дым, я насчитал до двадцати сгоревших танков. За один день потерять четвертую часть дивизии — такое должно охладить даже самые горячие генеральские головы.

В последующие дни атаки продолжались. Но преодолеть оборону бригады противнику так и не удалось.

До начала ноября бригада удерживала занимаемые позиции. В ноябре командование вывело ее в резерв Воронежского фронта для отдыха и пополнения.

В тот ноябрьский день 1942 года, когда стало известно, что наступающие войска Донского и Сталинградского фронтов встретились в районе Калача, замкнув кольцо окружения, в котором очутились 22 немецкие дивизии во главе с фельдмаршалом Паулюсом, начальник политотдела бригады Белянкин организовал митинг.

— Труженики тыла и мы с вами, солдаты фронта, — говорил он, — сил своих не жалели, чтобы сделать Красную Армию сильнее армии Гитлера. И вот мы достигли своей цели: Красная Армия бьет фашистов. Товарищи! Приспело время гнать гитлеровскую нечисть с советской земли, освободить советских людей и народы Европы из-под ига оккупантов.

И вспомнился мне наш с Белянкиным разговор в начале июля. «Не приспело еще время для больших наступлений», — сказал он тогда. Теперь это время пришло. Наша армия научилась взламывать самую прочную оборону противника, вводить в прорыв подвижные соединения, бить врага и в хвост и в гриву, не давая ему опомниться. Да, настало время для грандиозных наступлений. И все мы чувствовали гордость за свою армию, за народ, который создал и вооружил ее.

Бригада пополнялась техникой, оружием, людьми. В основном это были молодые парни 1924–1925 годов рождения, прошедшие короткую подготовку в запасных полках и не нюхавшие пороху. Их еще предстояло учить да учить, а опытных младших командиров не хватало.

Как-то проезжали мы с Белянкиным мимо плаца, на котором рота новобранцев занималась отработкой приемов штыкового боя. Молодой боец, мальчишка лет восемнадцати, остановился перед соломенным чучелом и ткнул в него штыком. Да так неумело, слегка.