Иван Мошляк - Вспомним мы пехоту...

Командующий 6-й армией генерал-лейтенант Ф. М. Харитонов и командующий Юго-Западным фронтом генерал-полковник Н. Ф. Ватутин поблагодарили меня и Белянкина за то, что мы вывели бригаду из окружения, полностью сохранив ее боеспособность и при этом нанеся противнику значительный урон. Затем 106-ю стрелковую бригаду отвели в район Купянска на отдых. И хотя теперь мы стояли в полусотне километров от фронта, солдаты и офицеры все еще находились под впечатлением недавних боев, вспоминали различные боевые эпизоды, относящиеся ко времени рейда по вражеским тылам.

На исходе был март 1943 года. Мы по-прежнему стояли в районе Купянска. Штаб бригады занимал здание школы.

Я работал в своем кабинете, когда вошел адъютант Морозов и доложил, что ко мне прибыл полковник Куликов. Я попросил пригласить его. Вошел среднего роста, подтянутый полковник лет сорока пяти, представился. Мы поздоровались.

— Я к вам с предписанием из отдела кадров армии, — сказал Куликов и подал конверт.

Я прочитал предписание и глазам своим не поверил. В нем говорилось, что полковник Куликов назначен командиром 106-й стрелковой бригады. Подпись: «Генерал-лейтенант Харитонов». Вот так номер! Со мною даже не нашли нужным предварительно поговорить.

Я тотчас позвонил начальнику отдела кадров армии и спросил, как понимать прибытие полковника Куликова. В ответ услышал:

— Вам надлежит в два дня сдать сто шестую стрелковую бригаду полковнику Куликову и прибыть в распоряжение командующего армией.

Все это как-то не укладывалось в голове. Сдать бригаду, которую я формировал, с которой сроднился в боях… В течение почти полутора лет она была не только местом моей службы, она была моим домом, моей семьей. Расстаться с Белянкиным, моим лучшим другом и наставником, человеком большой души, прекрасным политработником и бесстрашным бойцом…

Однако приказ есть приказ. В течение двух дней я познакомил нового командира с подразделениями бригады, распрощался с Михаилом Васильевичем Белянкиным, с офицерами и солдатами и в сопровождении адъютанта выехал в штаб армии.

Меня принял генерал-лейтенант Ф. М. Харитонов и объявил приказ, из которого я узнал, что назначаюсь командиром 62-й гвардейской Краснознаменной стрелковой дивизии. Это было повышение, и я должен, казалось бы, радоваться, но, увы, я не испытывал этого чувства. Трудно расставаться с людьми, к которым прикипел сердцем. Вернули бы меня в бригаду — на крыльях бы полетел. Но ехать мне предстояло совсем в другую сторону, в штаб 62-й гвардейской дивизии, той самой, части которой, как и 106-я бригада, вышли из окружения под Гнелицами и Коробочкином.

Мне дали легковую машину, и я поехал. Адъютант Морозов задержался в штабе армии, чтобы получить все данные о дивизии.

По нынешним временам расстояние, которое мне предстояло проехать, можно покрыть за полчаса. Но в марте 1943 года фронтовые дороги восточнее Харькова не были приспособлены для такой езды. Стояла весенняя распутица. Происходила перегруппировка войск. Двигались в тыл вышедшие из окружения части. Подтягивались к фронту свежие дивизии. На дорогах то и дело возникали пробки, какие мне приходилось видеть только в первые месяцы войны.

Скоро моя машина безнадежно застряла в хвосте километровой колонны грузовиков, орудий, танков и повозок. Я смекнул, что если буду держаться за штабную машину, то и за неделю не доберусь до расположения вверенной мне дивизии. Оставив машину, прошел в голову колонны. Здесь в глубокой выбоине засел грузовик, и вокруг него хлопотали два десятка солдат. Под задние скаты они подкладывали жерди и доски, но это не помогало, и рассчитывать солдатам, видимо, приходилось только на силу своих плеч. Под дружное «Раз… два… взяли» солдаты наконец выкатили грузовик на ровный участок дороги. Я. подошел к водителю, убедил его подвезти меня хотя бы до штаба корпуса. Проехали километров пятнадцать и уткнулись в очередную пробку.

Я опять прошел в голову колонны. Проехал еще несколько километров до следующей пробки. Идти по обочине в голову длиннющей колонны, месить грязь с мокрым снегом уже не было сил. В стороне от дороги на опушке рощицы у костра сидели несколько солдат. Я подошел, остановился, прислонившись к стволу березы. Никто не обратил на меня внимания. Я стоял и прислушивался к неторопливому солдатскому разговору. А был он невеселый.

— Да-а, совсем плохо с харчами стало, — сказал пожилой худощавый солдат, шуруя палкой в костре. — Распутица, будь она неладна… Который день ни хлеба, ни сухарей.

— Вчерась подвезли кухню, — хмуро отозвался другой. — Я уж и ремень ослабил: ну, думаю, нахлебаюсь вволю. Смотрю в котелок, а там крупинка за крупинкой гоняется, догнать не может. Нахлебался… вареной водички. А нынче и этого нет.

Сержант, перематывавший портянки, успокоил:

— Ничего, скоро будет. Кухня на подходе, сухари тоже везут.

— Вот ведь оно как: и Москву отстояли, и немец вроде хвост поджал, — снова заговорил пожилой солдат, — так на тебе — распутица. А на голодный желудок воевать ох как несподручно…

Что верно, то верно, это истина старая. Значит, первоочередная задача, которую я, командир дивизии, обязан решить, — наладить бесперебойное снабжение личного состава продуктами питания.

Опускались сумерки. Я начал подумывать о том, чтобы где-нибудь устроиться на ночлег. Да и поужинать не мешало бы — живот совсем подвело.

Вдоль дороги прохаживался подполковник, время от времени он внимательно поглядывал в мою сторону. Мне подумалось, что ведет он себя так, словно хочет заговорить со мною. Я не ошибся. Подполковник подошел, отдал честь.

— Прошу прощения, товарищ полковник. Ваша фамилия не Мошляк?

— Да, Мошляк.

Подполковник вытянулся по стойке «смирно», представился:

— Заместитель командира шестьдесят второй гвардейской Краснознаменной стрелковой дивизии по тылу подполковник Егоров.

Мы обменялись рукопожатием.

— Вы что же, искали меня?

— Я остановился здесь неподалеку, в деревне, проталкиваю транспорт. Из штаба сообщили, что новый командир дивизии, то есть вы, выехали к нам еще днем. А на дорогах сами видите, что делается… Я прошел вдоль колонны, решил: может, застряли в этой пробке. Так оно и оказалось.

Егоров предложил мне пойти вместе с ним в деревню и переночевать у него. В теплой хате я разулся, повесил к печке подмокшие шерстяные носки, поужинал, напился горячего чая. «Видно, и в 62-й дивизии хороший народ, — подумал я. — Не поленился же Егоров поискать своего командира, которого раньше в глаза не видел. И вовремя нашел…»

Пока мы сидели за столом, подполковник многое рассказал мне о дивизии, о ее боевом пути. Звание гвардейской 62-я стрелковая получила в ходе наступления на Среднем Дону в составе Воронежского фронта, орден Красного Знамени — за взятие Харькова. Но в февральском наступлении дивизии крепко не повезло. Она оказалась в окружении, был тяжело ранен и попал в плен ее командир генерал-майор Г. М. Зайцев. И сейчас еще некоторые части дивизии находились в окружении в Ахтыркских лесах и продолжали с боями прорываться через фронт.