Иван Мошляк - Вспомним мы пехоту...

— Все, что вы рассказали, очень интересно и важно, — сказал я, когда мы уже легли спать, — но сейчас меня более всего беспокоит доставка продовольствия…

Я передал Георгию Николаевичу Егорову услышанный мною разговор солдат и поинтересовался, как в дивизии обстоит дело с обеспечением личного состава продовольствием.

— Пока имеются перебои, — вздохнул подполковник. — Принимаем все меры, но что поделаешь, если дороги раскисли, забиты войсками, машины идут черепашьим шагом. Отсюда нехватка транспорта. Я, товарищ командир дивизии, прекрасно понимаю, как важно сейчас накормить солдат. Приложу все силы, чтобы личный состав был обеспечен продовольствием.

— Да уж, товарищ Егоров, постарайтесь, спрашивать за голодных солдат буду строго.

Он рассмеялся:

— Вот этого могли бы и не говорить, товарищ полковник. Я на фронте с первых дней войны, и, кроме как строго, с меня никто не спрашивал.

«И правда, — подумалось мне, — что это я в первый же день знакомства словно бы даю подчиненному накачку… Он, надо полагать, знает свое дело, и нечего его учить».

— Ладно, давайте спать, — сказал я. — Утро вечера мудренее.

Утром Егоров выделил мне двух лошадей, и в сопровождении сержанта я верхом добрался до штаба 62-й дивизии.

В доме, в котором расположился штаб, меня встретил высокий человек со скуластым, грубоватым лицом.

— Начальник оперативного отделения подполковник Могилевцев, — представился он.

Я снял шинель, мы присели к столу. Могилевцев разостлал карту, доложил обстановку. Части дивизии, вышедшие из окружения, уже занимали оборону на фронте в десять километров. Солдаты рыли траншеи, оборудовали позиции. Одновременно происходило доукомплектование подразделений из состава маршевых рот и батальонов, прибывавших из тыла.

Подполковник Могилевцев временно замещал тяжело раненного начальника штаба дивизии. Вскоре на должность начальника штаба был назначен майор В. 3. Бисярин.

Управившись с неотложными штабными делами, наладив с помощью подполковника Г. Н. Егорова снабжение личного состава продовольствием, я отправился в части. Пора было познакомиться с командным составом, осмотреть оборону, ее инженерные сооружения.

В дивизию входили три гвардейских стрелковых полка — 182, 184 и 186-й.

Начал я знакомство со 182-го полка. Его командир полковник Григорий Сергеевич Антонов, круглолицый, крепкого сложения человек, понравился мне спокойной и уверенной манерой вести разговор. Он знал по именам и фамилиям всех офицеров и многих солдат полка и, чувствовалось, гордился своими гвардейцами.

— Хорошо воюют ребята, умело, — говорил он. — Можете быть уверены, товарищ командир, мой полк не подведет. Советую вам познакомиться с комбатами — капитанами Данько и Сентюриным. Орлы! Когда брали Харьков, Сентюрин со своим батальоном первым ворвался в город, прославил шестьдесят вторую гвардейскую. Центральная пресса о нас писала. Сам он за Харьков орден Красного Знамени получил.

Из дальнейшего разговора выяснилось, что в полку служат мои знакомцы по сорок первому году. Некоторых из них я встретил тут же, в штабе. Они обступили меня, рассказали о боях под Москвой, вспомнили погибших товарищей.

Затем с командиром полка мы направились в 3-й батальон, которым командовал капитан Владимир Иванович Сентюрин. Я попросил Антонова не предупреждать комбата о нашем прибытии — хотелось посмотреть жизнь подразделения в ее повседневности, без того торопливо наведенного лоска, каким стараются иногда блеснуть перед начальством.

Батальон стоял в первом эшелоне полка. Чтобы сократить путь, мы двинулись напрямик через перелесок, пересекли неглубокий овраг и попали в густой кустарник. Я высказал опасение, не заблудились ли мы, но командир полка успокоил:

— Батальон расположен вон за той рощицей.

Миновав рощицу, увидели зигзагообразную траншею, пересекающую поле. Из нее кое-где виднелись каски солдат. На бруствере, в начале траншеи, стоял ручной пулемет.

Дежуривший у пулемета солдат, заметив нас, вытянулся и уже хотел было скомандовать «Смирно!» и отдать рапорт, но я жестом остановил его.

Пошли по траншее. Отрыта она была на совесть. Но еще не в полный профиль. Землянки для личного состава перекрыты бревнами в два наката и тщательно замаскированы. Мне понравилась основательность сооружений. Немало сюда вложено солдатского труда.

Иначе и быть не должно. Война — это не только мужество, храбрость, боевая выучка, творческая мысль военачальников, но и грандиозный труд. Миллиарды кубометров земли были переброшены солдатскими руками за время войны. И оплачивался этот грандиозный труд сохраненными жизнями. Существует ли плата выше? Каждый командир, если он настоящий командир, чувствующий ответственность за жизнь своих подчиненных, никогда не проявит ложного милосердия по отношению к солдату и, как бы тот ни устал, заставит его зарыться в землю.

Видимо, комбат-3 был из таких.

Мы с Антоновым остановились около ближайшей землянки, вход в которую был завешен плащ-палаткой. Из землянки доносились громкие веселые голоса.

— Ну как дела, Васек? Получил от своей Маши письмецо? — слышался сочный молодой баритон. — Что пишет? Смотри, брат, как бы она не того… — Слова эти были встречены дружным хохотом. Когда он затих, послышался другой голос, чуть хрипловатый, возможно от простуды:

— Да что вы, товарищ капитан, она у меня не из таких. Пишет, что ждет не дождется, когда фашистов расколотим, когда домой вернусь.

— Да я шучу, Васек, шучу… Чтобы такого гвардейца-молодца да променять на какую-нибудь тыловую крысу — да ни в жизнь! Получила она мое послание о том, как ты при взятии Харькова геройствовал?

— Так точно, товарищ капитан. Вот и привет вам передает.

— Ну, спасибо. Будешь писать, передай и от меня.

Антонов кивком указал на вход в землянку, приглашая войти. Шепнул:

— Сентюрин… Он всегда с солдатами.

Мы вошли. Со света в землянке показалось темновато. В ней было накурено и тесно. Человек десять бойцов расположились на нарах, в центре сидел молодой капитан, большелобый и широкогрудый, светлый шатен с удлиненными синими глазами, которые он чуть щурил, будто прицеливался. «Красавец парень», — невольно подумал я.

Увидев нас, капитан вскочил (ростом он оказался под потолок, и ему пришлось ссутулиться, чтобы не упереться головой в бревна наката), вслед за ним поднялись и солдаты. Прозвучала команда «Смирно!».

— Товарищ командир дивизии, — обратился капитан ко мне, — командир третьего батальона капитан Сентюрин. Разрешите обратиться к командиру полка?

— Обращайтесь.

Сентюрин отдал Антонову рапорт и, четко повернувшись, стал в сторону, как бы приглашая нас пройти в глубину землянки, к нарам.