Марк Курлански - Гавана. Столица парадоксов

Некоторые, в том числе Гильермо Кабрера Инфанте, заходили так далеко, что высказывали версию о том, что Марти совершил самоубийство, показавшись снайперу в траве. Если Куба вела окончательную войну за независимость, как надеялся Марти (или так было принято считать), то какой вклад он сможет вносить дальше? Он прожил сорок два года — больше, чем он когда-либо предполагал, — он ничего не понимал в военном деле и принес бы мало пользы в бою. Но вот если он погибнет в бою, лицом к солнцу, мучеником — это вдохновит других на борьбу.

Тридцатью годами раньше кубинский гимн, остающийся таким до сих пор, призвал к мученичеству. В 1868 году Перучо Фигередо написал «Гимн Баямо» (The Hymn of Bayamo), он же «Ла-Баямеса» (La Bayamesa), еще не успев якобы слезть с коня после разгрома испанцев в Баямо. И там поется: Que morir por la patria es vivir («Умереть за родину — значит жить»).

Слабый солдат Марти стал могучим мучеником. Революция обожает его. Ее злостные противники обожают его. И коммунисты и фашисты цитируют Марти. Испанцы, которых он ругал всю свою жизнь, восхищаются им, как и американцы, которым он не доверял. На такое способен только мученик.

Марти стал первым героем долгой кубинской традиции мученичества и самоубийств. В 1958 году, когда писателю Рейнальдо Аренасу было четырнадцать, он жил в городке Ольгин. Со своим другом Карлосом он решил убежать в горы и присоединиться к партизанам Кастро. Стать настоящими партизанами, los barbudos [83] Бородачи ( исп. ). , они не могли, поскольку были слишком юны, чтобы носить бороду, но зато они могли бы, как сказал Аренас, «немного повоевать и лишиться жизни».

Аренас вспоминает, как вскоре после революции состоялся суд над группой военных летчиков, которых обвинили в попытке бомбить Сантьяго. Сам Фидель Кастро выступал обвинителем, но судья, такой же барбудо с заросшим подбородком, ветеран повстанческого движения, пришел к выводу, что офицеры невиновны, и вынес решение в их пользу. Затем, поскольку он пошел против своих, он застрелился.

В первые годы революции происходило много самоубийств. Ольга Андреу, в чьем доме происходили тайные чтения писателей-диссидентов, подавших заявку на выезд из Кубы, однажды прыгнула с балкона без всяких объяснений. Революционер по имени Эдди Суньоль, руководивший многочисленными казнями «предателей» в своем районе на протяжении пятнадцати лет после революции, пустил себе пулю в лоб. Аренас писал: «Смерть Суньоля стала еще одним самоубийством в нашей политической истории, бесконечной истории самоубийств».

Аренас знал одного профессора экономики по имени Хуан Перес де ла Рива, аристократа, единственного в своей семье, кто остался поддержать революцию. Романтик, вечный неудачник в любви, он получил разрешение периодически навещать своих родственников в Париже, и всякий раз, оказываясь там, он прыгал с моста в воду. Но ему так и не удалось убить себя. Наконец он полюбил женщину, она в ответ полюбила его, и они были счастливы. Теперь он захотел жить, но заболел раком гортани и умер. Прекрасный пример типичной гаванской истории.

В Гаване суицид — почетный выход из ситуации. Он совершенно не испортил репутацию Хемингуэя в городе. Аренас писал о высоком уровне самоубийств в Эль-Морро. Это был способ бегства. Рабы тоже так часто делали. Если спросить у гаванца: «Как ты?» — часто отвечают: «Пока жив». Подобные ответы популярны на Карибах почти везде, где существовало рабство. Для невольников смерть часто была подарком. К тому же она означала сопротивление и бегство, поскольку многие верили, что после смерти душа раба возвращается в Африку. Таино тоже боролись против испанцев с помощью массовых самоубийств.

Аренас, рассказавший множество суицидальных историй, сам покончил жизнь самоубийством в 1990 году. Увидев, как коты прыгают с гаванских балконов, он решил, что они пытаются покончить с собой, что, вероятно, больше говорит об Аренасе, чем о котах. Он уехал из страны, заболел СПИДом и решил избежать неприятной смерти с помощью самоубийства. Но сначала он написал автобиографию, многозначительно озаглавленную «Пока не наступит ночь» (Before Night Falls), которая напоминает «Простые стихи» Марти тем, что герой сразу же сообщает читателю о своей скорой смерти и о желании закончить книгу прежде, чем он покинет этот мир.

Еще один заблудший писатель — Гильермо Росалес. Коренной гаванец, он родился в 1946 году и так отчаянно хотел уехать с Кубы в 1970-е годы, что, согласно Аренасу, придумал замаскироваться под Николаса Гильена, который, будучи сторонником революции, имел право путешествовать. В конце концов Росалес сумел добраться до Майами без переодеваний. Там он вел несчастливую и маргинальную жизнь в домах для реабилитации в 1980-е годы, но продолжал писать, уничтожая рукописи, если к ним не возникало мгновенного интереса. В 1993 году он избавился от всех своих записей и разрядил револьвер себе в висок. После него осталось две новеллы и пять рассказов — прекрасные произведения, очень любопытные, вполне позволяющие оценить масштаб того, что мы потеряли. Так может суицид быть актом агрессии, родом нападения? Разве не правы были рабы в этом отношении?

Покончили с собой несколько мэров Гаваны. Уилфреда Фернандеса, верного сторонника президента Херардо Мачадо, арестовали в 1933 году, когда сбросили Мачадо; во время заключения в Ла-Кабанье он застрелился. Мэр Мануэль Фернандес Супервьель пустил себе пулю в голову в 1947 году, когда не сумел выполнить предвыборное обещание — улучшить водоснабжение города.

Самым колоритным, всем памятным суицидом стала гибель политика Эдуардо Чибаса; его часто звали Эдди и иногда Эль-Локо [84] От исп . loco — безумный, горячий, неистовый. — Примеч. перев. , поскольку внутри его горел своеобразный огонь, удивлявший людей. Он считал себя «революционером», впрочем, как и большинство кубинских политиков. На протяжении двухсот лет слово «революция» на Кубе использовали к месту и не к месту. Когда Кастро пришел к власти, многие удивились, обнаружив, что в своих прошлых заявлениях он говорил правду и действительно стремился к революции.

От других политиков Эдди Чибас отличался таким богатством, что у него не было интереса воровать, а потому он не любил тех, кто этим занимался, то есть большинство. Поначалу он поддерживал доктора Рамона Грау, терапевта из богатой «табачной» семьи, сменившего Мачадо. Но к 1940-м годам он и многие другие заподозрили Грау в коррупции, и Чибас организовал против него движение, названное «Ортодоксальной партией». Разумеется, и Грау и Чибас провозгласили, что именно они — наследники «революционного» движения Марти. В молодости Фидель Кастро был членом «Ортодоксальной партии».