Александр Шевякин - 3 шага в пропасть

— Товарищи, революция о необходимости которой говорили большевики, совершилась!

Буря аплодисментов.

— Отныне на всей территории России вводится восьмичасовой рабочий день и обязательный выходной день — воскресенье!

Зал отвечает криками «Ура!» и бурей оваций.

— Но если мы, товарищи, сумеем наладить работу по-новому, то мы можем себе позволить ежедневно два выходных!!

Шквал аплодисментов. Вверх полетели, папахи, бескозырки и кепки.

— А вот если мы сможем ввести систему Тейлора, технологии Форда и трактора на наших полях, то можно отдохнуть и три дня в неделю!!!

В ответ — стрельба в верх.

Потом, в узком кругу Ленин говорит:

— Ну, что я был, как всегда прав, батенька: ни хрена не хотят работать. Поэтому ни в коем случае не вводите для них ни систему Тейлора, ни технологи и Форда, ни трактора.

Да, общая результирующая науки была положительной, но тем более сейчас становится понятным, какой ценой это достигалось.

Была еще н субъективная картина: и в Политбюро, и среди обществоведов, и в академических институтах ведущие позиции занимали люди, чье мировоззрение сформировалось в 1930-е годы и тогда марксизм-ленинизм в его традиционных формах был не только ведущей, но и единственной формой общественной мысли, как в широком, так и в узко-прикладном отношении. Люди эти состарились, заглохла вместе с ними и их наука, выродилась в идеологию. Всякое новое они не могли не воспринимать как явную крамолу и боролись против этого всеми известными средствами. С «верху» это особенно удобно.

… Много чего еще произошло у нас в интеллектуальной сфере, а в результате получилось как в известной шутке: «Да-а-а, батенька, то-то я смотрю: информационный взрыв вас обошел стороной!» и это в самой читающей стране мира… Что надо было уметь, тому не учились сами и не давали другим. Теперь только вздыхать остается: [01. С. 34, 02. С. 305, 12. С. 131, 2.136. С. 54, 2.96. С. 21, 2.140. С. 6–7].

Когда-то один из самых больших мечтателей в истории западной субцивилизации граф де Сен-Симон писал, что в будущем «Правительства будут устранять все то, что мешает полезным работам» [2.141. С. 316]. Эх, ваше сиятельство! Так-то оно так, но вы не рассмотрели вопрос о том, когда само правительство не будет знать, что есть полезное, а что наоборот.

Разумеется, как и во всякой науке главное остается за одним:«.. Проверка полученных научных результатов, их убедительное доказательство, как и защита общества от псевдонаучного шарлатанства (…) — разработка надежной методологии его разоблачения , есть большая и относительно самостоятельная задача» [2.136. С. 72]. Но при этом важно понимать, что мы принимаем за науку, а что — нет. Если у соседей это числиться за научным знанием, и есть конкретные результаты, а мы с чванливым видом все отвергаем, то расплачиваться придется нам, а не им…

В результате мы получили то, что и должны были получить: «те страны, которые сделали упор на преимущественно военные средства обеспечения национальной безопасности, оказались в проигрыше» [2.142. С. 31]. Пока только немногие специалисты в области национальной безопасности делятся информацией по этому поводу: «А если спросить, кто и, главное, почему выиграл “холодную войну”, то надо однозначно ответить — американцы, и выиграли не количеством танков, а числом “фабрик мысли”» [2.143. С. 132].

Максим Калашников, который очень подробно, хотя и чуть эмоционально разбирался с Операцией «Свертывание» в военно-технической области, тоже дает подобные посылы: «Я знаю: битву за Империю мы проиграли в умах» [2.144. С. 68].

Что мы имеем сегодня?

Дальше эти факторы будут только возрастать. В наше время люди, вооруженные информационным оружием противостоят жертвам экспериментов. И эта ситуация для жертвы куда как хуже, как если бы против разоруженного (в обычном смысле) стоял автоматчик: в этом случае можно еще догадаться о разнице, а в случае нехватки информации, человек не должен знать о своей ущербности потому, что информация скрыта в голове, она не видна и ее не надо припрятывать. И само информационное оружие направлено не против людей, а против того, что у них в головах.

Прочитав главу, читатель может подумать, что на сегодня, после ухода коммунистов что-то переменилось. Ничего подобного — стало еще хуже, гораздо бессистемнее и затруднительнее для анализа. «Отказавшись от этикетки исторического материализма, постсоветская гуманитарная интеллигенция внедряет в сознание людей ту же самую структуру мышления, что и раньше. Наделе получается гораздо хуже, чем раньше. Профессора, превратившиеся в “либералов”, при отказе от истмата вовсе не выплеснули с грязной водой ребенка. Они выплеснули только ребенка, а грязной водой продолжают промывать мозги студентам. И грязь этой воды, при отсутствии материализма истмата, порождает чудовищную мыслительную структуру» [09. С. 170]. О! Это еще довольно комплиментарно сказано. И все это прекрасно понимают, даже самое высокое начальство в стране, когда его элементарно дурят, призывает к конкретностям, требуя предельной точности: «фамилии, адреса, пароли, явки»!

Сегодняшнее положение нашего аналитика мало чем отличается от дня прошлого. Если вчера давили и не пущали ретрограды из парткома, то сегодня возможность разрабатывать упирается в прозаические деньги и условия труда. В тех же Штатах american expert просыпается в своем доме, завтракает и с удобствами добирается до рабочего места, где ею ждет секретарша, кабинет, компьютер, подключенный к интернету, и прочий набор минимальных удобств. Там давным-давно привыкли ценить american expert и носят его чуть ли не на руках… «Помню дни, когда я начал работать в одном крупном деле. (…) Поначалу казалось, что за мной все время следят: возьму в руки перо — сейчас же подходит стенографистка: “Диктуйте, пожалуйста!” Начну подсчитывать цифры: “Нет, нет, скажите, и вам подсчитают”. Иду в библиотеку за справочником: “Ну зачем же вам тратить на это время, скажите Мари, и она принесет”» [2.44. С. 176]. Наш аналитик не имеет ничего: работает чуть ли не в подвале, спит в пол-глаза и в пол-уха, ест, если только подработает где-то на разгрузке вагонов, а пишет что-то на коленке. Но и не это в конце концов главное. А главное го, что american expert встроен в большой политический механизм (напомню еще раз термин А. А. Зиновьева — западное сверхобщество) и каждая его идея исполняется в десятки раз быстрее, чем прихоть. Стоит только дать сигнал информации на одном конце такой системы, как он тут же откликается на другом действием. Наш аналитик говори т, как будто ворон каркает: все слышат, то никакой реакции нет!

В свое время не слушали своих аналитиков, не давали им работать и не хотели их кормить. К чему это привело? — Разумеется к одному: кто не хочет кормить своих аналитиков, тог кормит american expert. Сейчас та же самая картина… Только сегодня еще есть какие-то шансы как-то выкарабкаться: надо только замолчать и слушать тех, кто знает. Нет желающих? — Хорошо. Только учтите, что пока у нас еще есть «сегодня», но скоро его не будет, как и не будет «потом». Наступит день, когда новый разгром России приведет к финальной черте, тогда прибегут (выпятив г лаза) и скажут: «Вот тебе… То есть Вам, (имярек), самый совершенный компьютер, о котором Вы мечтали, вот тебе то, вот тебе это — но только сделайте хоть что-то, спасите нас…» И услышат в ответ: «Поздно…» И на последней могиле русского народа будет надпись в назидание прочим: