Николай Кареев - Учебная книга Новой истории

Портрет Оноре Габриэля Рикетти, графа де Мирабо

В Национальном (Учредительном) собрании тем временем стали формироваться политические партии. О сохранении старого порядка мечтали лишь крайние представители привилегированных, но громадное большинство стояло за конституционную монархию, расходясь, однако, в существенных пунктах по вопросам о составе и правах национального представительства; даже будущие деятели республиканской партии в учредительном собрании были, впрочем, еще монархистами. Никто так ясно и трезво не понимал действительного положения дел в это время, как Мирабо . Среди других депутатов Мирабо сразу выдвинулся на первое место. Он обладал умом настоящего государственного человека, большими теоретическими и историческими знаниями в области политики и громадною способностью быстро разбираться в самых сложных предметах и неутомимо работать в одно и то же время над решением самых разнообразных вопросов. Вместе с тем он был первым оратором в собрании , в котором находился весь цвет тогдашней французской интеллигенции, – и отличался умением подчинять своему настроению даже тех людей, которые не разделяли его мнений. Испытав лично на себе в молодых годах царивший в стране произвол и просидев долгое время в разных государственных тюрьмах, Мирабо был горячим защитником личной свободы . Будучи по происхождению аристократом и даже гордясь своими титулованными предками, он тем не менее примкнул к демократическому движению , охватившему Францию, и сразу стал на сторону прав нации и гражданского равенства. Своею задачею он поставил упрочение приобретений, сделанных революцией, и его пугали, с одной стороны, происки двора и знати, с другой, народные волнения, грозившие анархией. Он хотел поэтому освободить короля от придворных влияний и сделать Национальное собрание независимым от непосредственного воздействия парижского населения, руководимого клубными демагогами. Король, по его мнению, должен был бесповоротно примкнуть к совершившимся переменам и не делать попыток вернуть прошлое, а единение между ним и народным представительством должно было выразиться в образовании министерства из наиболее влиятельных членов Учредительного собрания по примеру английского парламентского министерства. Мирабо стоял против разделения законодательного собрания на две палаты, как в Англии, но желал, чтобы королю предоставлено было безусловное «veto» , т. е. право останавливать решения Национального собрания, дабы последнее не сделалось ничем неограниченным и потому опасным для свободы владыкою страны. Но Мирабо не удалось провести свои идеи в жизнь. Против его советов были и двор, и Национальное собрание.

Вскоре после октябрьского восстания Мирабо вступил в тайные сношения с двором. Он советовал королю стать на сторону революций и перевести Национальное собрание в более спокойное место. Людовик XVI и Мария-Антуанетта читали его записки, в которых он излагал для них свои мысли, и даже платили ему деньги за его советы, но и не думали слушаться этих советов, помня хорошо его поведение в начале революций и не понимая существа его идей. Полагая, что доверять ему не следует, они все-таки находили нужным платить ему деньги, чтоб не иметь его, по крайней мере, своим врагом. Национальное собрание тоже не понимало идей Мирабо и равным образом ему не доверяло, особенно когда в публику проник слух о его тайных сношениях с двором. Мирабо стоял за королевское «veto» и за парламентское министерство. Собрание не без основания боялось, что король стал бы пользоваться своим «veto» лишь для защиты старины, но оно совершенно неосновательно думало, что делать членов народного представительства министрами опасно для свободы. В своей частной жизни Мирабо имел очень некрасивую репутацию кутилы, запутавшегося в долгах и не очень разборчивого в способах добывать деньги, и в собрании думали, что Мирабо только проводил идеи двора, будучи подкуплен врагами революции за большую сумму денег. В клубах и в печати его даже прямо в этом обвиняли. По всем этим причинам ему и не удалось увидеть осуществления своего плана – упрочить приобретения революции установлением конституционной монархии с самостоятельным положением королевской власти и с парламентским министерством. Себя одного он считал способным быть в одно и то же время ответственным советником короны и вождем большинства в Национальном собрании, но среди своих планов в начале апреля 1791 г. он умерпосле непродолжительной болезни. Великому трибуну устроены были великолепные похороны, в которых участвовали двор, высшее духовенство, Национальное собрание, национальная гвардия, клубы и масса народа. Все чувствовали, что с Мирабо сошла в могилу крупная политическая сила.

Революционная Франция и Европа

230. Настроение нации

Когда умер Мирабо, уже подходил к концу второй год революции. В течение всего этого времени волнения, начавшиеся в 1789 г., продолжались, но настроение громадного большинства нации было радостное и восторженное. Еще осенью 1789 г. в разных местах страны стали устраиваться празднества в честь свободы, но особенно грандиозное зрелище представлял собою праздник федерации на Марсовом поле в Париже в первую годовщину взятия Бастилии (14 июля 1790 г.). В торжестве участвовали король, Национальное собрание, национальная гвардия из всей Франции и сотни тысяч народа. Но это настроение начало меняться к 1791 г., и в нации возникли опасения за судьбу совершившихся в её жизни перемен . Более всего стали опасаться происков эмигрантов при иностранных дворах, тем более, что эмигранты начали даже организовать войско в пограничных областях Германии. Возникли также недоразумения и столкновения с иностранными державами . От уничтожения феодальных прав пострадали некоторые немецкие князья, владевшие землями в Эльзасе, Лотарингии и Франш-Конте, и это вызвало неудовольствие со стороны империи. В Авиньоне, принадлежавшем папе, папские чиновники были прогнаны, и город вошел в состав Франции, что крайне раздражило папу. Австрия, наконец, была недовольна тем, что французы поддерживали бельгийское восстание, которое вызвал своими мерами Иосиф II. Среди французов все более и более получала силу та мысль, что революция не может ограничиваться одной их родиной, но должна распространиться на весь человеческий род. Подготовлялось таким образом столкновение революционной Франции с Европой, но в 1791 г. во Франции серьезно о нападении на соседние страны еще не думали, а скорее боялись только иностранного нашествия с целью вмешательства во внутренние дела нации в пользу старого порядка. В первые годы революции, однако, Австрия, Пруссия и Россия были заняты польскими делами , а кроме того, Австрия и Россия воевали с Турцией, Россия вдобавок вела войну с Швецией, и Австрии, Наконец, нужно было усмирять Бельгию и Венгрию. Поэтому и не могло состояться вмешательства во французские дела, которого желали и эмигранты, и приближенные Людовика XVI.