Пол Кеннеди - Взлеты и падения великих держав. Экономические изменения и военные конфликты в формировании мировых центров власти с 1500 по 2000 г.

Франция могла вести столь активную колониальную политику (и это уже обсуждалось), потому что правительственные структуры позволяли небольшой группе бюрократов, губернаторов колоний и представителям колониальной партии осуществлять «наступательные» стратегии, которые часто сменяющиеся министерства Третьей республики едва могли контролировать {416} 416 Краткое описание приводимых доводов см. в [968, р. 285fF]. . Но если нестабильность французской парламентской политики неожиданным образом усилила и сделала более последовательной имперскую политику, отдав ее в руки «несменяемых» чиновников и их друзей из колониального лобби, то гораздо менее благотворно она повлияла на ситуацию в армии и на флоте. Например, стремительно меняющиеся режимы порождали настоящую чехарду среди морских министров, из которых одни были откровенными ставленниками, другие имели жесткое собственное мнение (всегда разное) о военно-морской стратегии. В результате огромные суммы ассигнований, которые французский флот получал в эти годы, тратились неэффективно: программы по закладке кораблей зависели от частой смены предпочтений менявшихся администраций — от рейдеров к линкорам, что делало французскую флотилию разнотипной, не выдерживавшей никакого сравнения с британским, а позднее германским флотом {417} 417 Краткое описание французской военно-морской политики см. в [625, р. 303ff; 502, р. 47ff; 1086]. . Однако еще более пагубным было влияние проводимой политики на французскую армию: сильная неприязнь офицерского корпуса по отношению к политикам Республики и большое число столкновений между гражданскими и военными (из которых дело Дрейфуса было, наверное, самым печально известным) подорвали основу Франции и поставили под вопрос лояльность и эффективность армии. Только возрождение националистических настроений после 1911 года смогло загасить споры между гражданскими чиновниками и военными, заставив их объединиться для совместного крестового похода против германского врага. Но все же многие задавались тогда вопросом, не нанесли ли политики своими действиями непоправимый ущерб французским вооруженным силам [40] Возможно, этим также и объясняется, почему в центре внимания многих историков находятся не военные отношения, а военно-гражданские. См. [1014; 460, ch. 1–5; 206; 443; 730]. .

Другим очевидным внутренним ограничением роста французского могущества была ее экономика {418} 418 О дальнейшем развитии событий см. [888, ch. 2; 674, ch. 3; 673, ch. 9; 1296, ch. 3 (качественное полноценное исследование); 1114, pt. 1; 223; 1031]. . Ее положение выглядит еще более неоднознычным благодаря экономическим историкам, отдающим предпочтение различным индексам. Среди положительных трендов можно отметить следующие:

В этот период наблюдалось активное развитие банковских и финансовых учреждений, занимавшихся инвестированием в промышленность и кредитованием иностранных государств и организаций. Строились новые большие чугуно- и сталелитейные заводы, оснащенные новейшим оборудованием, особенно в Лотарингском железорудном бассейне. В каменноугольных бассейнах на севере Франции формировался непривлекательный пейзаж индустриального общества. Значительные успехи были достигнуты в машиностроении и в новых отраслях… Во Франции появились свои крупные предприниматели и новаторы, которые в конце XIX — начале XX века заняли ведущие позиции в сталелитейной промышленности, машиностроении, автомобилеи самолетостроении. Такие компании, как Schneider, Peugeot, Michelin и Renault, встали в авангарде французской промышленности {419} 419 [674, р. 71–72]. .

Пока Генри Форд не представил миру свои знаменитые принципы массового производства, Франция была ведущим мировым производителем автомобилей. В 1880-х годах страна переживала также очередной бум строительства железных дорог, что вместе с активным развитием телеграфной и почтовой связи, внутренних водных путей сообщения усиливало тенденции развития национального рынка. Сельское хозяйство было защищено тарифом Мелэна от 1892 года и продолжало сосредотачиваться на производстве высококачественных товаров с более значительной добавленной стоимостью (на душу населения). Если учитывать подобные показатели абсолютного роста экономики и минимальное увеличение численности населения во Франции за рассматриваемый период, то определенные цифры, рассчитываемые на душу населения (темпы роста, объем экспорта и т. д.), выглядят весьма внушительными.

Наконец, бесспорным фактом является то, что Франция обладала значительными объемами мобильного капитала, который мог быть использован (и систематически использовался) в целях защиты внешнеполитических интересов и реализации стратегии страны. Самым значительным тому подтверждением является более чем оперативная выплата Германии контрибуций по Франкфуртскому мирному договору (1871), размер которых, как ошибочно полагал Бисмарк, надолго подорвет экономику Франции. В последующие годы французский капитал активно проникал в различные страны Европы и даже выходил за ее пределы. К 1914 году объем французских инвестиций в зарубежные активы достиг $9 млрд. Больше было только у Великобритании. Наряду с тем, что эти инвестиции способствовали промышленному развитию значительной части Европы, включая Испанию и Италию, самой Франции они принесли немалую политическую и внешнеполитическую выгоду. Постепенное отдаление Италии от Тройственного союза на рубеже веков происходило в том числе (если не в первую очередь) и по причине ее заинтересованности в привлечении капитала. Франко-российские ссуды Китаю в обмен на права на строительство и управление железными дорогами и участие в других концессиях почти всегда финансировались Парижем и направлялись через Санкт-Петербург. Значительные инвестиции Франции в Турцию и на Балканы, объем которых был не под силу немцам вплоть до 1914 года, давали французам преимущественные права на заключение контрактов на поставку оружия в эти страны. Более того, французы вкладывали серьезные средства в модернизацию своего российского союзника, начиная с размещения первого займа на Парижской бирже (октябрь 1888) и заканчивая предоставлением очень важного кредита в 500 млн. франков (1913) на тех условиях, что Россия расширит свою железную дорогу в Польше, имеющую стратегическое значение, тем самым мобилизуя силы «русского катка», призванного сокрушить мощь Германии {420} 420 Работ о французских банках и зарубежных инвестициях огромное множество; краткую справку по данному вопросу см. [701, р. 225ff; 1296, р. 173fF; 184]. О русских займах и франко-русских дипломатических отношениях см. [445; 730, ch. 6]. . Это было также прекрасной демонстрацией способности Франции использовать свои финансовые «мускулы» для поддержания собственной стратегической мощи (хотя ирония ситуации заключалась в том, что чем эффективнее становилась военная машина русских, тем больше усилий Германия вынуждена была прилагать к подготовке стремительного удара по Франции).