Пол Кеннеди - Взлеты и падения великих держав. Экономические изменения и военные конфликты в формировании мировых центров власти с 1500 по 2000 г.

Табл. 15–16 показывают быстрые изменения уровня промышленного развития, произошедшие в абсолютном выражении в некоторых ведущих государствах в определенные периоды (например, в Германии до 1914 года или в России и Японии в 1930-е годы), а также замедление темпов роста в Великобритании, Франции и Италии. Эту информацию можно представить и в относительном выражении, чтобы показать положение каждой страны с точки зрения развития промышленности в течение продолжительного периода и в сравнении с другими {табл. 17).

Наконец, полезно обратиться к табл. 18, в которой приведенные Байрохом цифры, отражающие долю в мировом выпуске продукции обрабатывающей промышленности, показывают изменения относительно более раннего баланса сил в XIX веке, проанализированного в предыдущей главе.

Глядя на эти обескураживающие данные, согласно которым на долю одного из ведущих государств мира в 1913 году приходилось 2,7% мирового выпуска продукции обрабатывающей промышленности, а промышленный потенциал другого в 1928 году составлял лишь 45% от британского в 1900 году, хочется еще раз подчеркнуть, что все указанные статистические данные носят абстрактный характер и их следует рассматривать лишь в определенном историческом и геополитическом контексте. Страны, обладающие фактически одинаковыми показателями выпуска промышленной продукции, могли занять в рейтинге боеспособности великих держав разные позиции из-за низких показателей по таким факторам, как внутреннее единство общества, его способность мобилизовать ресурсы для исполнения актов государственной власти, его геополитическое положение и внешнеполитические возможности. Объем книги не позволяет провести в данной главе такое же детальное исследование для всех великих держав, какое попытался сделать несколько лет назад Коррелли Барнетт в своем труде о Великобритании. Вместе с тем представленная ниже информация будет по возможности максимально точно сохранять общие положения английского военного историка, утверждавшего, что

могущество национального государства не заключается в одной лишь его военно-технической мощи, но обусловливается также наличием экономических и технологических ресурсов, маневренностью, Дальновидностью и решительностью внешней политики, эффективностью его общественно-политической организации. Во многом оно зависит от самой нации, от людей, их знаний и умений, энергии, амбиций, дисциплинированности, инициативности, их верований, заблуждений и иллюзий. И от взаимосвязи всех этих факторов. Кроме того, могущество государства следует рассматривать не только в абсолютном выражении, но и в привязке к его внешнеполитической или имперской политике, с оглядкой на другие страны {356} 356 [67, р. xi). .

Возможно, лучше всего различие в уровнях общестратегической боеспособности можно рассмотреть на примере трех относительных «новичков» в мировой политической системе — Италии, Германии и Японии. Первые два государства возникли лишь в 1870–1871 годах путем объединения множества мелких, а третье появилось на мировой арене после выхода из добровольной изоляции во времена реставрации Мэйдзи, начавшейся в 1868 году. Во всех трех наблюдалось стремление подражать уже устоявшимся великим державам. К 1880–1890-м годам каждое из них начало захватывать территории за океаном и строить современный флот в дополнение к своей регулярной армии. Каждое стало существенным элементом в дипломатических расчетах своей эпохи, а к 1902 году все они уже создали альянсы с представителями «старой гвардии». Тем не менее эти общие черты вряд ли могут перевесить принципиальные различия в реальной силе каждого из них.

На первый взгляд, появление объединенной Италии должно было привести к изменению баланса сил в Европе. Вместо группы враждующих друг с другом отдельных небольших государств, находившихся в зависимости от ведущих держав либо испытывавших постоянную угрозу иностранной интервенции, появилось единое королевство с 30 млн. человек, причем численность его населения росла столь стремительно, что уже к 1914 году практически сравнялась с количеством жителей Франции. Вместе с тем армия и флот нового участника европейской политики не были особенно многочисленными и грозными, но, как следует из данных табл. 19–20, их все же следовало принимать в расчет.

С точки зрения внешней политики, как было отмечено выше, возникновение Италии, конечно, представляло собой определенное посягательство на интересы двух соседствующих с ней великих держав — Франции и Австро-Венгрии. Присоединение к Тройственному союзу в 1882 году создавало видимость решения вопроса итало-австрийского противостояния и одновременно ставило изолированную Францию перед лицом врага на двух фронтах. Таким образом, в первые десять лет своего объединения Италия расценивалась как полноправный член европейской системы великих держав, Рим был включен в перечень ключевых мировых столичных городов (наряду с Лондоном, Парижем, Берлином, Санкт-Петербургом, Веной, Константинополем), где следовало открывать посольство.