Джонатан Израэль - Голландская республика. Ее подъем, величие и падение. 1477-1806. Т. I. 1477-1650

Нигде в Европе столкновение между публичной властью и Реформацией не было таким заметным и напряженным, как в Нидерландах в 1520-х годах. Это происходило частично по той причине, что центральное правительство под управлением Габсбургского двора придерживалось более строгой политики в отношении Реформации, чем другие правительства. Но также это происходило из-за того, что влияние христианского гуманизма на общество было более глубоким и более распространенным, чем в Германии, Франции или Англии. Христианский гуманизм возник именно в Нидерландах, и в отличие от латинских школ таких городов, как Страсбург, Базель, Франкфурт и Аугсбург, школы Исторических Нидерландов приняли гуманизм достаточно рано, чтобы сформировать целое поколение образованной элиты к 1520 году. Кроме того, поскольку реакция богословов и пропаганда против Реформации в 1520 году были сильнее в Нидерландах, чем где бы то ни было, связь между Эразмом и Лютером здесь более отчетливо запечатлелась в народном сознании. Как писал Эразму Хуан Луис Вивес, великий гуманист из Брюгге, в 1522 году, «то, что здесь на тебя смотрят как на лютеранина, несомненно» {142} 142 Huizinga, Erasmus of Rotterdam, 161. .

Во время отъезда в Базель Эразм был идолом для многих влиятельных лиц в Нидерландах, особенно в северной части, где зародился христианский гуманизм. Многие из тех, кто формировал образование и культуру страны, были убеждены, что существованием их нового и захватывающего интеллектуального и духовного мира они обязаны лично Эразму. Герард Листрий, ректор-гуманист латинской школы в Зволле в период с 1516 по 1522 год, писал Эразму: «Чего мог достигнуть такой человек как я, и к чему стремиться, если бы не вы? Всем, что у меня есть, я обязан вам» {143} 143 The Collected Works of Erasmus, iv. 157. . В общем и целом такие люди также были сторонниками Реформации {144} 144 Grosheide, ‘Enige opmerkingen’, 73–8; Augusijn, ‘Gerard Geldenhouwer’, 134. . И открытый разрыв межу Эразмом и Лютером на почве теологии человеческой воли в 1524 году не изменил это, да и не мог бы. Напротив, что важно, этот разрыв усилил связь между Эразмом и зарождающейся Реформацией в Исторических Нидерландах, поскольку догматичный и конфессионально мыслящий Лютер, в конце 1520-х годов уже не подходил на роль вдохновителя гонимой, тайной Реформации, испытывающей чудовищное давление со стороны государства. С начала 1520-х годов в течение нескольких десятилетий нидерландская Реформация могла в основном развиваться лишь как недогматическое тайное и неунифицированное направление протестантизма, что более соответствовало библейскому гуманизму Эразма, чем теологии Лютера {145} 145 Lindeboom, Het Bijbelsch humanisme, 26–7; Bietenholz, ‘Erasmus, Luther und die Stillen’, 43–6. .

Принятие Эразма как центральной фигуры голландской культуры голландскими гуманистами и криптопротестантами не могло не оказать большое влияние на последующую историю Голландии. Сам Эразм наблюдал за этим с опасением. Он ненавидел конфликты и раскол и плохо относился к озабоченности национальной идентичностью, которую гуманистское учение вырастило в фон Гуттене и многочисленных немецких, французских и голландских гуманистах {146} 146 Tilmans, Aurelius en de Divisiekroniek, 128, 152. . Споры гуманистов о национальной идентичности стали подспудной тенденцией более широких споров богословия и науки, которая оказывала едва различимое влияние на отношение к культуре, религии и национальности. Эразм не имел желания называться немцем, отказывался идентифицировать себя с французской культурой и подшучивал над батавским мифом, таким близким сердцам Аврелия и Гелденхауэра. Высмеивая кличку «батавы», он утверждал, что принадлежит ко всему христианскому миру {147} 147 Huizinga, Verzamelde werken, vi. 255–60. . Но если Эразм и пытался держаться в стороне от этого нового увлечения, батавский миф всё равно не обошел его стороной {148} 148 Lancée, Erasmus en het Hollands Humanisme, 97–100. . Ибо точно так же, как все голландские криптопротестантские течения, включая спиритуализм, который в дальнейшем стал ассоциироваться с Никласом и Коорнгертом, тянулись к Эразму, так и любой представитель библейского гуманизма в Нидерландах, противостоящий попыткам Габсбургов привести его к католической ортодоксии, был обречен искать вдохновение в трудах Эразма — что было и подходящим способом распространения криптопротестантизма — и черпать силы в древней героической борьбе батавов с римлянами за свободу.

Работы Эразма в переводе на голландский язык оказали значительное влияние на быстрые успехи Реформации в Исторических Нидерландах в ключевых 1520-х годах. Некоторые работы Эразма, имеющие сейчас большую известность, в то время не были в особом почете и не считались важными для широкой аудитории. Так, «Похвала глупости» не была еще слишком заметной, и ее издание на голландском языке появилось только в 1560 году {149} 149 Bijl, Erasmus in het Nederlands, 245–6. . Но «Энхиридион », комментарии Эразма к Новому Завету и сам его перевод, как считали криптопротестансткие публицисты и книгоиздатели, были очень эффективным средством для распространения прореформационных идей, поэтому на голландском языке они появились в 1523 году в Амстердаме, Лейдене, Делфте, Антверпене и Кампене {150} 150 Ibid. 30, 49–50, 58–60, 73. (в оригинале все произведения Эразма были написаны на латыни , за исключением нескольких стихов , написанных на древнегреческом — прим. ред.). «Энхиридион » неоднократно перепечатывался даже несмотря на правительственные запреты по причине явного подстрекательства к Реформации.

Объединение северной части Нидерландов под властью Габсбургов в 1516–1549 годах стало сложной политической драмой, имевшей многочисленные последствия. Оно стало кульминацией трехвекового процесса, в течение которого более маленькие государства Нидерландов становились частью единой сети под руководством правителей, а теперь одного правителя, трех больших провинций — Фландрии, Брабанта и Голландии. В течение трех столетий эти провинции всё больше и больше опережали остальные как по количеству населения, так и по экономическому влиянию. К 1540-м годам роль этих трех в жизни всех семнадцати провинций Габсбургских Нидерландов стала столь велика, что они приносили около 75 процентов от общего дохода, в то время как остальные четырнадцать вместе едва набирали 25 процентов (см. таблицу 2).

(Провинция … %)

Фландрия … 33,8

Брабант … 28,76