Джонатан Израэль - Голландская республика. Ее подъем, величие и падение. 1477-1806. Т. I. 1477-1650

Поразительной чертой Эразмовой философии Христа является идеализация (образованного) индивида. Индивид несет ответственность за поиск Христа и за формирование христианского содержания своей жизни, человечного, мирского и моралистичного. Вся его философия развивалась вокруг этого убеждения. Конечно, Эразму пришлось сделать некоторую скидку на необразованность и неграмотность большей части жителей христианских земель. В отношении культа святых, к примеру, он был склонен более терпимо относиться к тем, кто почитал святых «с простой и детской суеверностью» (хотя, по его словам, такое почитание почти не имело духовной ценности), чем к монахам и священникам, которые поощряли такое почитание, используя суеверия с мирскими целями, раздавая «сладостные благословения» {113} 113 Augustijn, Erasmus en de Reformatie, 13–16. . Однако он не уточнял, считал ли он всех представителей духовенства виновными в предательстве Христа или только некоторых из них. Образованный индивид должен погружаться в священные тексты и тексты Отцов Церкви и искать помощи тех, чьи знания позволяли наилучшим образом истолковать эти тексты. Настоящий богослов не должен ставить себя выше обычных людей и пытаться обмануть их сухими догмами и замысловатой терминологией, которая лишь отвлекает внимание от истины Христа {114} 114 Ibid. 12–13; Augustijn, 'Ecclesiology of Erasmus’, 143–4. . Одним из главных аргументов Эразма в пользу гуманистического исследования было то, что оно помогало лучше понять Евангелие и побуждало к этому последователей Христа, как он сказал в конце «Энхиридиона », такое знание «украшает храм Господний словесным богатством».

В течение трех десятилетий, с 1490 по 1520 год, христианский гуманизм значительно продвинулся в Исторических Нидерландах, больше, чем в других частях северной Европы. Гуманизм, охватив латинские школы, нашел много сторонников в городских правящих кругах и стал оказывать значительное влияние на образование, культуру и религиозное чувство. Тем не менее, как отмечал Эразм, защитники схоластический теологии, монашества и «суеверий» по-прежнему были сильны и не желали сдавать свои позиции {115} 115 Collected Works of Erasmus, viii.44. . Огороженная властью и привилегиями культурная и религиозная доктрина прошлого была слишком устоявшейся, чтобы просто отмести ее в сторону. Она испытала потрясение, но не разрушилась. В исторической перспективе это, конечно, неудивительно, ведь Исторические Нидерланды конца пятнадцатого века, по которым гуманизм шел семимильными шагами, были миром, где схоластическая теология и монашество по-прежнему процветали, культы святых существовали в изобилии, религиозное искусство усиливало воздействие таинств, а популярность паломничеств в Рим и Палестину была в самом зените {116} 116 Van Gelder, The Two Reformations, 213, 3 12; Herwaarden, 'Geloof en geloofsuitingen’, 403–4. . Сосредоточенность на Христе распятом, Деве Марии и святых пронизывала и народную набожность, и религиозное искусство. Почти все нидерландские художники конца пятнадцатого века, кроме Иеронима Босха, продолжили художественную традицию Яна ван Эйка и Рогира ван дер Вейдена, изображая мир священных событий, благочестивых жестов, ангельских крыльев и нимбов. Так же как Баутс, Мемлинг, Хуго ван дер Гус в Брабанте и Фландрии, группа художников под руководством Гертгена тот Синт-Янса, собиравшаяся в Харлеме, первом значительном художественном центре Северных Нидерландов, представляла мир, наполненный чувственной сакраментальной религиозностью {117} 117 Chatelet, Early Dutch Painting, 118–20. .

В начале шестнадцатого века фундаментальная двойственность, столкновение миров, которое было характеристикой ученого мира, распространилось на восприятие религии и на искусство {118} 118 Veldman, ‘Maarten van Heemskerck’s visie’, 193. . Некоторые мастера, например, Герард Давид и Квентин Массейс, упорно придерживались сакраментального позднеготического стиля религиозного изобразительного искусства вплоть до 1520-х годов и далее. Но в тот период изменения уже шли полным ходом. Три ведущих художника северных Нидерландов начала и середины шестнадцатого века — Лукас ван Лейден (1494–1533), Ян ван Скорел (1495–1562) и Мартен ван Хемскерк (1498–1574) — были категорически против стиля пятнадцатого века. Священные сцены Благовещения, Распятия, Воскресения, а также Мадонны с младенцем, базовые в старом искусстве, отошли на второй план {119} 119 Van Gelder, Erasmus, schilders, en rederijkers, 13, 42–3. . Их место заняли разнообразные библейские эпизоды, представленные в земной и моралистической форме, словно сцены из классической истории и мифологии.

Чувствуя себя радикальными новаторами, меняющими искусство, ван Лейден и ван Скорел были такими же гуманистами, пусть и гуманистами кисти, как и гуманисты пера. Ван Скорел, каноник утрехтского собора, в юности совершивший паломничество в Иерусалим, считал себя главным распространителем методик и эстетических идеалов итальянского Ренессанса в художественные мастерские Нидерландов {120} 120 Hoogerwerff, Jan van Scorel, 57. . Он стремился к единству композиции, вводил принципиально новые цветовые сочетания и, как Эразм в сфере религии и морали, идеализировал индивида, преобразовывая религиозные изображения в «частицы истории» в своей величественной манере. Стиль ван Лейдена подвергся большему влиянию Дюрера и немецкого Возрождения, чем итальянского, но в остальном они были похожи с ван Скорелом. Он стал первым голландским художником, который часто обращался к Ветхому Завету, откуда взял большое количество историй и эпизодов. Инновации ван Лейдена начались во втором десятилетии века, а ван Скорел вернулся в Нидерланды из Италии в середине 1520-х годов.

Хотя изначально Эразм осторожно поддерживал лютеранскую Реформацию, с самого начала у него было двойственное отношение к Лютеру {121} 121 Augustijn, Erasmus en de Reformatie, 25–9. . Частично это было связано с ужасом Эразма перед конфликтом и расколом; частично потому, что в период начала Реформации (1516–21 гг.) Эразм находился в Нидерландах, где противоборство лютеранству со стороны Карла V и Церкви было более мощным, чем в Германии; частично же потому, что страсти вокруг Лютера неблагоприятно отражались на гуманистических исследованиях. Эразму никогда не нравился резкий тон Лютера и его агрессивный стиль {122} 122 Ibid. 29, 45. . Со своей стороны Лютер имел сильные сомнения относительно Эразма, с самого начала осознав, что религиозное мышление великого гуманиста больше касалось людского и земного, нежели божественного {123} 123 Bietenholz, ‘Erasmus, Luther und die Stillen’, 31–2. . Несмотря на это, вплоть до 1524 года, и Эразм, и Лютер держали свои сомнения друг о друге при себе. Лютер и его последователи надеялись, что Эразм открыто поддержит их, а Эразм тайно поддерживал нападки Лютера на Церковь и ее недостатки, а в 1521 году публично раскритиковал монашество.