Герхард Глински - Кёнигсберг [Conigsberg – Königsberg – Калининград. Прошлое и современность]

Апогеем культурной деятельности герцога стало основание Альбертины – Кёнигсбергского университета. 17-го августа 1544-го года состоялось торжественное открытие этого высшего учебного заведения. Первостепенной задачей университета был подъём общего образовательного уровня внутри Пруссии, способствование расцвету культурной жизни страны. Этого развития настоятельно требовал дух эпохи. Каждому правителю желательно было взрастить поколение собственных специалистов – богословов, врачей, юристов, отличающихся как выдающимися способностями, так и высокими профессиональными качествами. Никто из правителей того времени не хотел попастьв зависимость от «импорта» специалистов из-за пределов собственной страны. Альбрехт не знал ещё, что детище его, университет, в последующие столетия превратится в истинный очаг немецкого философского духа, прославится далеко за пределами Пруссии, станет храмом научной мысли. Но никогда не страдавший отсутствием оптимизма правитель мечтал именно о подобном развитии своего «питомца и подателя сиятельных надежд». Поначалу университету, открытому на территории бывшей школы при Кафедральном соборе в Кнайпхофе, был присущ своеобразный средневековый колорит.

Георг Забинус (1508–1560). 1544 – первый ректор Кёнигсбергского университета.

Первым ректором Кёнигсбергского университета стал Георг Сабинус, зять самого Меланхтона, а пост одного из первых профессоров теологии занял тот самый знаменитый богослов Андреас Осиандер, который в своё время в Нюрнберге преподавал молодому Альбрехту основы лютеранского учения. Печать Альбертины представляла собой изображение основателя университета, герцога Альбрехта, в доспехах и с мечом наголо. Этот мотив завоевал такую широкую популярность, что в 19-м столетии состоялось его «возрождение»: мотив продолжал жить на студенческом значке под названием «Альбертус». Этот значок изготовлялся из золота или же серебра; студенты носили значок на груди, а школьники старших классов из любого уголка Восточной Пруссии украшали «Альбертусом» свои головные уборы – обычай, сохранившийся вплоть до середины 20-го столетия! Эта любовь к традиции демонстрирует нашим современникам, с каким почитанием, с какой гордостью кёнигсбергцы относились к Альбертине. Уставной порядок Альбертины был таким же как в краковском университете. Немаловажным было и то обстоятельство, что основание университета не обошлось без трудностей. Для открытия высшего учебного заведения такого крупного ранга недостаточно было пожелания правителя страны. Чтобы иметь право основать университет, надо было в первую очередь заручиться согласием как Императора, так и Папы Римского. А одобрения Папы герцог Альбрехт, в самом начале своего правления отменивший власть духовного Ордена рыцарей и конфисковавший церковное имущество, отлучённый от церкви пария, никак не мог ожидать. Лишь только в 1560-м году, собственно говоря, через 16 лет после основания Альбертины, Альбрехту при поддержке Короля Польского удалось наконец добиться разрешения на официальное открытие университета.

Старое университетское здание на соборном острове – напротив собора с могилой Канта. Позднее здесь находились городская библиотека и городской архив.

С именем профессора кафедры богословия Осиандера, приглашённого в своё время для осуществления преподавательской деятельности в Кёнигсберг, был связан небезызвестный Осиандров спор, бросивший густую тень на культурную деятельность герцога Альбрехта и грозивший принять политический характер. Эскалация этого теологического разногласия омрачила даже последние годы жизни Альбрехта. Современному человеку трудно составить себе представление о предмете спора – евангелическом учении об оправдании. Ещё труднее для нас постичь, по какой причине научные разногласия могли принять форму открытой, непримиримой вражды. Однако в Кёнигсберге той эпохи подобный богословский спор действительно довёл всё общество города до духовного раскола. Упрощённо можно сравнить это брожение мысли и вытекающее из него столкновение внутри городской общественности с образованием политических партий. И на самом деле, под конец действительно образовались, подобно партиям, два движения: осиандровцы, к которым относился и сам герцог, и антиосиандровцы, олицетворявшие одновременно оппозицию сословий.

Венцом борьбы этих диаметрально противоположных точек зрения стал яростный спор, разгоревшийся из-за советника герцога Пауля Скалиха, который даже во время эпохального перелома, богатого необычными людьми, являлся одной из странных исторических личностей. Кроат по национальности, Скалих в возрасте всего 18-и лет уже сумел защитить докторскую диссертацию по богословию, стать исповедником и занять пост придворного капеллана при дворе Фердинанда Первого в Вене. Объявив себя изгнанником за веру, он прибыл сначала в Виттенберг, а затем в Кёнигсберг. Скалих стал любимцем герцога, особенно в последние годы его жизни, а Альбрехт этого обстоятельства никогда не скрывал. Но богослов служил не столько герцогу, сколько самому себе. Он сумел оттеснить на задний план других герцогских советников и нажил себе таким образом множество врагов внутри Ландтагов – сословных форумов того времени. С идеологической точки зрения Скалих был осиандровцем. Сам герцог также имел разногласия с представителями сословий, и это обстоятельство на протяжении некоторого времени в силу политического веса герцога было в состоянии удерживать равновесие. Но Альбрехта хватил удар, фигура его была удалена судьбой с шахматной доски внутриполических трений и интриг, а польский король нашёл ситуацию вынужденного пата весьма выгодной для высылки польских комиссаров в Кёнигсберг с целью открытого преследования и физического уничтожения «новых» советников. Самому Скалиху удалось спастись бегством. Однако его приверженцам пришлось предстать перед судом. Трое из них были казнены. Для герцога Альбрехта этот судебный процесс был уничтожающим, жестоким оскорблением. И он, и его супруга Анна Мария скончались в один день, 20-го марта 1586-го года, находясь в различных резиденциях. Местом их захоронения стали коры кёнигсбергского Кафедрального Собора. Там они покоятся рядом с первой герцогиней Доротеей.

Не только печальные события внутри герцогского двора омрачали жизнь старинного торгового города. Внутри населения возникло столько трений, что в былую гармонию городской жизни вкрались первые резкие диссонансы. Типичные для немецких городов подобного типа согласие и внутригородская сплочённость начали таять на глазах. Разумеется, Кёнигсберг остался по-прежнему открытым городом. Но ганзейские купцы были вынуждены отступить на задний план. Их место заняли голландские судовладельцы, контроллировавшие в 16-м столетии уже около 40% общего объёма торговых операций. Они прекрасно разбирались в организации деятельности судовых контор – ахиллесовой пяте кёнигсбергских судовладельцев. С другой стороны, социальная палитра города обогащалась новыми красками именно на основании проживающих в городе голландских мастеров – красильщиков, ткачей, изготовителей льняного полотна. Образовавшаяся, собственно говоря, уже в эпоху Средневековья взрывная смесь управленческой бюрократии, с одной стороны, и духом просвещения, с другой стороны (нельзя забывать, что Кёнигсберг повысил свой статус в этом отношении до звания образовательного центра), сосуществование «бок о бок» промышленных и коммерческих предприятий обусловили чрезвычайно сложное взаимосплетение самых разнообразных социальных структур. Однако не в пику государственной административной власти, а именно благодаря сотрудничеству с ней Кёнигсберг смог со временем добиться своей неоспоримой значимости. Контроль государства был всегда налицо, противоречия в этом плане были бесплодны, и поэтому постепенно образовалась тенденция сглаживания острых углов, оказавшаяся в общем и целом весьма конструктивной. В эпоху абсолютизма структуры государственного централизма пустили корни даже в управлениях внутригородской администрации, до сих пор решавшей дела, касавшиеся Кёнигсберга, самостоятельно. Но и в этом плане имелась обратная сторона медали: Кёнигсберг стал королевской резиденцией.