Герхард Глински - Кёнигсберг [Conigsberg – Königsberg – Калининград. Прошлое и современность]

Будучи певцом Кёнигсберга, Симон Дах сумел в одном из своих стихотворений отразить чувства, охватывающие гостей Восточной Пруссии при прощании с гостеприимным краем:

История – это прежде всего летопись власть имущих. Это действенно и для Кёнигсберга. 18-е столетие, «классическое столетие Кёнигсберга», на первый взгляд полностью подтверждает верность этой точки зрения. Монарший план предусматривает для Кёнигсберга сиятельное будущее, и воля монарха пронизывает все слои жизни «града на Прегеле», просматривается во всём – истинная печать на сургуче действительности. Но первое впечатление обманчиво. Печать, конечно, импозантна, печать – символ власти, но и сургуч играет отнюдь не последнюю роль, он – реальная жизнь, без него печать теряет свой смысл. А кёнигсбергский «сургуч» – сам себе на уме, полон свободолюбивых мыслей, истинный самосозидатель. Кёнигсбержцы взяли судьбу свои в собственные руки, сотворили город яркой индивидуальности, создали своё, кёнигсбергское, право и развили свой, кёнигсбергский, характер. Культурный центр, столица востока Германии – вот роль, которую Кёнигсберг предусматривал для себя. А печать? Она сама по себе…

18-е столетие стало самым блистательным, самым впечатляющим веком в жизни города. Иммануил Кант – ярчайшая звезда на кёнигсбергском небосводе – стал своеобразным символом «зрелого возраста» Кёнигсберга. Но Кант не был одиночным явлением. Множество звёзд сияло над Кёнигсбергом. Прусский, кёнигсбергский характер развивался и формировался постепенно. Со временем образовался индивидуальный стиль, мужавший, крепший и достигший в 18-м столетии полной зрелости. Этот стиль образовал профиль города, сделал его единственным в своём роде.

Пять столетий длилось восхождение к этой вершине: от города Тевтонского ордена и Ганзы – до побочной резиденции бранденбургского курфюрста, от резиденции курфюрста – до города, в котором состоялась королевская коронация, от этого этапа – до города-фундамента Прусского королевства. В Бранденбурге Фридрих 1-й никогда не смог бы вступить на королевский престол. В Кёнигсберге, не находившемся на территории Священной Римской Империи Германской Нации, дело обстояло иначе. После изнурительных переговоров, длившихся ни много ни мало целое десятилетие, Император дал своё согласие на повышение ранга и титула – дух эпохи абсолютизма требовал этого шага. 18-е января 1701-го года – день коронации – стал одной из важнейших вех в истории Пруссии, а в более крупном масштабе – одной из важнейших вех в истории Рейха. 18-го января 1871-го года король Пруссии Вильгельм 1-й был в Версале провозглашён Германским Императором; вплоть до 20-го столетия этот день остался кристаллизационным пунктом для всех приверженцев монархического образа мышления.

«Помазание прусского короля». Гравюра, вып. по рис. Эозандера фон Гёте. Помазание Фридриха Ⅰ и его жены на королевский престол Пруссии 18 января 1701 года в Кёнигсберге.

Кёнигсберг того времени стал фокусом «ретаблиссемента» Фридриха Вильгельма 1-го – политики восстановления количества населения, «скошенного» эпидемией чумы в 1709/1710-м годах. Необходимо было срочным порядком «пёплировать» – заселить как столицу, так и прилегающие к ней области провинции. Необходимо было также вдохнуть в учреждения и ведомства новую энергию, повысить общее количество населения, использовать господствовавший в те времена дух меркантилизма в качестве рычага, управляющего ростом экономики. Средневековье, власть сословий и гильдий – все эти явления изжили самих себя окончательно и безвозвратно.

Беженцы-протестанты идут из Зальцбурга (слева) в Кёнигсберг (направо).

Уже до начала 18-го столетия случались политические «оказии». Так, Великий Курфюрст Бранденбургский, заключив в 1657-м году договор в Велау, сумел добиться суверенного владычества над Пруссией, возвёл прямо «под носом» у Кёнигсберга Форт Фридрихсбург и начал беспрепятственно контролировать торговые операции, для осуществления которых в качестве торгового пути использовалась водная трасса Прегеля. Государственная власть шаг за шагом завоёвывала всё новые позиции, издавала всё новые предписания, уничтожая таким образом прежние сословные структуры, прежние порядки. В 1724-м год «три города Кёнигсберга» были объявлены единым целым. Пригороды и слободы государственная власть поначалу оставила в покое, но подчинение всех областей городской и пригородной жизни единой, общей структуре продолжалось дальше. Всё сортировалось, систематизировалось, на каждый случай жизни издавались новые регулирующие предписания. Особенно чувствительно этот процесс затронул коммерческую деятельность.

Складской квартал Ластади. Справа Замок. По рис. Ханнеса Ришерта около 1937 г .

Верные государственной политической «линии» того времени летописцы воспринимали подобные явления как веянье прогресса. Об этом свидетельствует, к примеру, стихотворение, помещённое в журнале «Эрлойтертес Пройссен»:

Предпосылкой для возникновения подобных эйфорических эмоций был, однако, упорный, настойчивый труд, в особенности в таких областях как наука и культура.

Экскурс в историю развития Кёнигсбергского университета доказывает нам правильность этого утверждения. С самого начала своего существования Альбертина была духовным барометром Кёнигсберга, «падавшим» в косные времена, «поднимавшимся» во времена цветения.

К концу 18-го столетия на культурно-просветительном горизонте начала восходить звезда пиетизма. Настало время для реформы образовательной системы. И в самом деле: университет хилел, развитие его происходило вяло, с натугой. Ещё хуже обстояло дело с народным образованием: крошечные жалкие школки, так называемые «угловые школы», в которых халтурщики, не обладавшие даже минимумом педагогических знаний, пытались учить ребятишек как нибудь считать! Тут перед пиетистами распростёрлось истинное поле брани. Один из первых кёнигсбергских приверженцев пиетизма, казначей курфюрста Теодор Гер, в г. Галле познакомился с Филипом Якобом Шпенером – основателем пиетизма. По возвращении в Кёнигсберг Гер, находясь под влиянием бесед со Шпенером, начал проводить частные богослужения на дому и основал в 1699-м году первую школу для бедных.