Олег Арин - О любви, семье и государстве [Философско-социологический очерк]

Далее Шопенгауэр перечисляет условия, предъявляемые мужчинами женщинам, чтобы было здоровое потомство: возраст, здоровье, телосложение (не забыл и про зубы), достаточная полнота тела. Красоту лица он поставил на последнее место, при этом оговорив важность «костных частей» лица: должен быть красивый нос («короткий вздернутый портит все»), маленький рот, образованный маленькими челюстями. А уходящий назад, как бы отрезанный подбородок особенно противен, поскольку «выдающийся вперед подбородок» есть характерный признак исключительно человеческого рода (с. 822).

Требования женщин к мужчинам менее детализируются, тем не менее выделяются две группы факторов: первый — возраст от 30 до 35 лет, т. е. зрелый мужчина с уже сложившимися физическими качествами и моральной ответственностью за потомство; второй — психические свойства, среди которых в особенности пленяет женщину «сила воли, решительность и мужество, а также, пожалуй, благородство и доброта» (с.823). Любопытно, но по мнению Шопенгауэра, «ограниченность (мужчин. — А.Б.) не вредит успеху у женщин». Наоборот, выдающиеся способности или даже гениальность воспринимаются ими как отклонение от нормы. «Если женщина утверждает, что ее пленил ум мужчины, это нелепая и смешливая выдумка или же аномалия эксцентричного существа» (с. 824).

Этот перечень относится к абсолютным мотивам половой любви, т. е. как бы к мотивам, не контролируемым сознанием. Есть еще мотивы относительные, связанные с конкретными индивидуумами, в основе которых лежит принцип взаимодополняемости. «В таких случаях каждый чувствует любовь к тому, чего лишен сам» (с.825). Опять же в конечном счете для того, чтобы «восстановить существующий уже с изъяном родовой тип, исправить те уклонения от него, какие тяготеют на личности выбирающего». И когда такие цели рода не осуществляются, влюбленные, которые служили ему орудиями, тоже погибают, например, в «Ромео и Джульетте», «Танкреде», «Дон Карлосе», в «Валленштейне», «Мессианской невесте» и т. д. С другой стороны, «воля рода настолько могущественнее воли индивида», что человек, нередко, будучи уже выдающимся умом, соединяется с чудовищем в образе супруги. Амур, видимо, слеп. Такая трактовка объясняет «сколько Сократов нашло своих Ксантипп».

Таким образом, у Шопенгауэра суть любви — род, в котором концентрируется «бесконечная жизнь», интересы рода выше интересов индивидуума. В этой связи брак по любви менее предпочтителен, чем брак по расчету, поскольку в первом случае упор делается на «настоящее поколение», во втором — на благо поколений грядущих.

Итак, согласно Шопенгауэру, основой влечения, влюбленности между мужчиной и женщиной является половой инстинкт, или половая любовь, что для него одно и то же. Ее цель — продолжение рода.

Как ни странно, но Шопенгауэр прав: суть полового инстинкта как биологического проявления природы в органическом мире — продолжение рода (вида). Явление взаимоотношений филогенеза и онтогенеза. Другое дело, что к любви это не имеет отношения. Он сам пишет, что аналогичное «чувство» испытывают и животные. Но вряд ли к ним применим термин «половая любовь». Там тоже инстинкт, и тоже бессознательный, который вызван Мировой волей, если под последней понимать природу, законы органического мира. Даже человек очень долго подчинялся этим законам, продолжая свой род, не обременяя себя любовью. Шопенгауэр, как многие и до и после него, размышлял о любви без исторического контекста. В этом его главная ошибка. К тому же он, в отличие от Гегеля, не выделял понятия семьи и брака, и соответственно, значение любви в рамках данных понятий. Любовь — это явление сознания, причем уже достаточно развитого, а Мировая воля (равно как и Мировой дух у Шеллинга) за пределами человеческого существования лишена сознания. «Воля к жизни» — прекрасная идея, но только в том случае, когда воля направляется мыслью, благодаря которой она и возможна. Тем не менее, идея, что любовь есть реализация продолжения рода, ведущая к бессмертию человечества (через род или вид), весьма плодотворна, особенно на фоне ее отрицания в половой любви «индивидуума», которому, дескать, нет дела до рода.

Обычно после Шопенгауэра в работах о любви принято анализировать Ницше и Фрейда. Но я пропускаю и того, и другого по той причине, что первый не сказал ничего интересного о любви, кроме банальности о том, что любовь и брак вещи несовместные, а о втором написано так много, что вряд ли что можно добавить. К тому же его концепция «нарциссического либидо», раскритикованная в том числе и неофрейдистами, перестала быть актуальной. Однако мне придется остановиться на Эрихе Фромме именно в силу актуальности его идей в настоящее время, хотя бы судя по тому вниманию, которое продолжают уделять этому психоаналитику. Но перед этим есть смысл вкратце остановиться на подходах к этой теме российских философов, взгляды которых на любовь по определению должны расходиться с западными представлениями.

Тема любви в России, так или иначе, затрагивалась всеми значимыми философами и писателями, однако как система философских взглядов она получила наибольшую популярность на рубеже XIX–XX веков [29] Подр. см.: Русский эрос, или Философия любви в России. . Два фактора, на мой взгляд, сыграли решающую роль. Первый, внешний фактор был связан с тем, что в Европе к концу XIX века среди философов и психологов утвердилась концепция любви, воспевающая любовь-эрос, лишенную божественной духовности и прочих благостей. Такой подход наметился уже у С. Кьеркегора и А. Шопенгауэра, но был усугублен Ф. Ницше, Н. Гартманом, З. Фрейдом и О. Вейнингером. Против них дружно выступили российские философы с позиции противников «половой любви», отстаивая религиозное, духовное понимание любви. Вторым фактором, внутренним, являлась общественная ситуация в России, в которой как раз на практике торжествовали идеи западных философов в форме «сексуальной психопатии» правящего класса, с чем не могли мириться российские мыслители. Их идеи о любви на удивление совпадали с идеями французских философов XVIII века, но в еще большей степени с идеями библии.

Российский философ В.П. Шестаков в специальной главе «Философия любви в России» подробно разбирает различные взгляды по данной теме, выделяя два основных направления: философско-платоническое и ортодоксально-богословское. Первое направление обязано таким именам как, Вл. Соловьев, Н. Бердяев, Л. Карсавин, З. Гиппиус, Б. Вышеславцев и др. Второе связано с именами П. Флоренского, С. Булгакова, Н. Лосского, И. Ильина [30] Шестаков. Эсхатология и утопия, с. 73. . У меня нет задачи представить историографический обзор взглядов российских философов на любовь (это сделано самим Шестаковым), поэтому я ограничусь двумя именами — Вл. Соловьевым и Н. Бердяевым. Тем более, что их идеи с небольшими нюансами перекликаются с идеями других упомянутых философов, которых я, в отличие от Шестакова, отнес бы к одному направлению: философско-теологическому. Сверхбольшой разницы между ними нет, поскольку все они отталкиваются в конечном счете от бога.