Юрий Воробьевский - Русский голем

Все эти местечки — «воинские трофеи». Они достались нам от Польши. За них было заплачено кровью русских солдат.

Евреям тоскливо между собой [105]. Зато там, где рядом — славянские деревни, предки нынешних винокуров, дестиляторов, шенкеров и шейнкманов («трактирщик» на идише), пляшечников (от украинского «бутылочник»), оживают, как клопы от спячки. Тут уж среди гешефтмахеров появляется Бейтельман — «человек с кошельком». И даже Гольдлуст — «жажда золота» на идише. Сколько его, этого вожделенного металла рассыпано в фамилиях гольданских, гольдблатов, гольдблумов, гольдфарбов, Гольдштейнов! Как в сказке: золотится все, к чему прикасается алчный взгляд, — и листок, и цветок, и камень. Здесь и девушку можно встретить «золотую» — вот она, вышла из миквы. Ее зовуг Голда. Да что там одна девушка! Еврейская генеалогия напоминает сказочное Эльдорадо — над золотыми полями возвышаются целые горы драгоценные. Надо думать, гольдштейны и гольденберги получили свои фамилии недаром [106].

Откуда же берутся горы золотые? Добываются, как за-, вещано Священным Писанием, в поте лица своего? Нет, Талмуд учит иному: «Нет более плохого занятия, чем земледелие. Если кто имеет 100 сребреников в торговле, то он может ежедневно есть мясо и пить вино; ежели же кто употребляет 100 сребреников на земледелие, то он может есть лишь хлеб с солью». Но золотая жила — не только в специфическом умении торговать — обвесить, обмерить или вовсе всучить порченый товар, нет. Дело в том, что гой глуп, как животное. (Гойского мальчика вообще следует называть шейгец — нечисть.) Он не знает (и не должен знать), что его дом, его лошадь, его корова, его рабочие руки уже отданы на откуп какому-то еврею [107]. Гой не ведает, что в Талмуде сказано: имущество неевреев как пустыня свободная. «Этот общий принцип называется Хезкат ишуб. Он заключается в том, что собственность окружающих христиан распределяется кагалом (продается) подчиненным ему евреям… Получаемое таким образом право собственности называется хазака. Иногда такой собственностью может оказаться определенный человек — это право называется меропие…

В реальности, приобретатель права хазаки, скажем, на определенный дом, получает исключительное право стараться овладеть этим домом, причем «какими бы то ни было средствами»… [108]Точно так же право меропие означает монопольное право любых экономических сделок с определенным человеком (меропие буквально означает отстранение «настоящего» владельца от его имущества). Закон о меропие гласит: «Если человек (еврей) имеет в своей эксплуатации нееврея, то в определенных местах запрещается другим евреям входить в сношения с этим субъектом и делать подрывы первому; но в других местах вольно каждому еврею иметь дело с этим субъектом: давать ему деньги в заем, подкуп и обирать его, ибо имущество нееврея все равно что гефкер (свободное), и, кто им раньше овладеет, тому оно принадлежит». [91].

Итак, собирается кагал и делит все окружающее на зоны влияния. На что это похоже? На воровскую сходку. В основу криминального принципа и положен катальный опыт. Точнее — практика, «освященная» словами из талмудического трактата: «Еврей должен почитаться почти равным Богу. Все принадлежит ему, все должны служить ему, в особенности животные в человеческом обличье, то есть христиане» [109]. Таков же и подход криминального мира. Только в наши дни у воров гои называются «лохами».

Кагалы, богатея от подобного рода гешефта, сносились (посредством взяток) со светскими властями. В России с каждым десятилетием петиции в Петербург доходили из местечек все выше — до самого царя.

Одно время Российское правительство считало за благо выселить евреев из деревень в города — чтобы занимались ремеслом. Это было страшное покушение на кагальную власть! Она ведь локализовалась в местечках Восточной Европы, как в гетто — на Западе и на Ближнем Востоке [110]. Проект переселения составил первый «министр юстиции» в нашей истории Державин. Что здесь началось! По свидетельству Гаврилы Романовича. «Тут пошли с их стороны, чтоб оставить их по-прежнему, разные происки. Между прочим, г. Гурко, белорусский помещик, доставил Державину перехваченное им от кого-то в Белоруссии письмо, писанное от одного еврея к поверенному их в Петербурге, в котором сказано, что они на Державина, яко на гонителя, по всем кагалам в свете наложили херем или проклятие, что они на подарки по сему делу собрали 1.000.000, [111]послали в Петербург и просят приложить всевозможное старание о смене генерал-прокурора Державина, а ежели того не можно, то хотят покуситься на его жизнь. Польза же их состояла в том, чтобы не было им воспрещено по корчмам в деревнях продавать вино…» [74]. Вскоре Державин был отправлен в отставку.

И все же тоталитаризм кагала с его бесчисленными талмудическими регламентациями и предписаниями все больше тяготил и бедных, и богатых евреев. Ведь получилось, что потомки книжников и фарисеев, сев на «Моисеевом седалище», продолжают то, о чем говорил Спаситель: «связывают бремена тяжелые и неудобоносимые и возлагают на плечи людям». (Матф. 23, 4). Только бесчисленным предписаниям о соблюдении субботы было посвящено два талмудических тома. И все об одном — это нельзя и это нельзя. Нельзя, например, зажигать свечи. Но зато — какова спасительная мудрость! — можно пользоваться светом лампы, зажженной иноверцем якобы для себя. Для этой цели стали нанимать шабес-гоев.

Погасить свечу в субботу тоже нельзя, «…если человек открыл дверь, и стоявшая за ней свеча погасла, то хотя это и не было прямой целью открывшего дверь, но явилось неизбежным следствием его действия, поэтому оно наказуемо». [79].

Раввинизм сам превратился в лавку старьевщика, в которой царили такие начетчики, как, например, знаменитый Илья Виленский, получивший титул гаона, то есть гения. «Это был законченный наследственный продукт многовековой холодной талмудической рассудочной культуры. Прежде всего, он обладал необычайно сильным сухим интеллектом. Уже в 6 лет он настолько хорошо знал еврейскую письменность, в том числе талмудическую, что в дальнейшем мог обходиться без учителей. «Всю свою жизнь (кроме двух часов ночью для сна) он провел над чтением Талмуда, сидя облаченным в талес и тифиллин. Чтобы не отвлекаться, он даже со своими детьми редко разговаривал и всегда, даже днем, занимался при искусственном свете, закрывая ставни, чтобы Божий мир не отвлекал его внимания от талмудических текстов». [79] [112].

В эту-то полутемную лавку оживленной гурьбой однажды и ввалились какие-то бледные, худые, но веселые и, кажется, подвыпившие люди. Они действительно осветили залежавшийся здесь старый хлам. Но каким-то странным светом…