Фриц Гаузе - Кёнигсберг в Пруссии: история одного европейского города

Эпидемия ещё не отступила, когда в октябре перешли границу разбитые польские повстанцы. Их офицеры носили красивые мундиры и были отличными танцорами; к тому же их окружал ореол борцов за свободу. Это была весёлая зима с балами и катаниями на санях.

Резким контрастом либерализму выступало новое пиетическое движение, вылившееся в мистику и теософию. Это были две стороны восточно-прусского характера, с которыми мы уже познакомились у Канта и Хаманна. Начало этому движению положил мечтатель Иоганн Генрих Шёнгерр, получивший плохое образование и пробивавшийся в жизни без профессии. Он носил волосы подобно Христу и в качестве пророка нового откровения собирал вокруг себя молодёжь, за тайными собраниями которой наблюдала полиция, но которые не были запрещены. К его приверженцам относился Иоганн Вильгельм Эбель, учитель Фридриксколлегии и пастор альтштадтской церкви. Внутри своей общины он организовал кружок «пробуждённых», который не желал считаться сектой, однако носил её признаки, — достаточно оснований для того, чтобы посеять беспокойство в консистории. Он и его единомышленник, хабербергский пастор Георг Генрих Дистель, видели в теософии Шёнгерра возможность связать воедино религию и разум. Эбель и не помышлял о том, чтобы объявить себя новоявленным Христом, но он не мог предотвратить того, что страстно преданные ему женщины, особенно из дворянства, видели и почитали его именно таковым. Обоих друзей вскоре обвинили в лжеучении, сектантстве и нарушении нравов. Далёкий от всякого фанатизма оберпрезидент фон Шён, консистория, а также группа кёнигсбергских пасторов и профессоров потребовали провести против этих мукеров расследование. «Мукерами», что наряду с «лицемерами» означает ещё и «зайцы во время гона», эбелианцев прозвал Шён. Поэтому данный процесс в народе прозвали ещё и «процессом над мукерами». Суд снял с обоих пасторов многие обвинения, в том числе и подозрения в сексуальных извращениях. И всё же он настоял на том, чтобы их сняли со своих постов.

Едва улеглось возбуждение от «процесса над мукерами», как умы охватил новый религиозный спор. Родившийся в Кёнигсберге дивизионный пастор Юлиус Рупп не был ни мистиком, ни мечтателем. Он обладал свободным духом и хотел, перенося требования Канта на современность, прийти к христианскому гуманизму. В своих писаниях и проповедях он с захватывающим красноречием всё больше вступал в противоречие с ортодоксальностью и стоящим за ней государством. Когда этот несгибаемый человек отклонил требование консистории об отречении, дело дошло до процесса, закончившегося его освобождением от должности. После этого Рупп вышел из земельной церкви и образовал со своими последователями «Свободную евангелическо-католическую общину». Несмотря на запрет, он предпринимал религиозные действия, за что неоднократно подвергался арестам. Он сносил всё это, потому что верил в свою правоту. До конца жизни Рупп активно трудился в своём родном городе в области религии, политики и литературы. Его община продолжала существовать. Барельефный портрет для памятника, который она поставила своему основателю в честь его 100-летия у собора напротив его дома, выполнила его внучка Кете Кольвитц (родившаяся в 1867 году в Кёнигсберге как Кете Шмидт). Рупп был своеобразной личностью. По образу мышления он стоял на стороне движения немецкого католицизма, которое тогда охватило широкие слои либерального бюргерства. Их католические представители, силезец Ронге и восточный пруссак Черский посетили Кёнигсберг, были приняты с большими почестями и выступили перед многотысячным собранием. Католические богослужения на немецком языке проводил в своей церкви и французский реформатский пастор Детруа, брат Руппа по масонской ложе, основавший «Общество протестантских друзей». Он также был освобождён от должности, когда отказался от официальных церковно-религиозных символов.

В Домартовский период, время духовной и политической смуты, предшествовавшее революции 1848 года, Кёнигсберг являлся форпостом либерализма. В Восточной Пруссии он носил другую окраску, чем в Рейнской провинции, но был не менее силён. Объединив старый прусский образ государственного мышления с новым демократическим немецким национальным чувством, он был далёк от того, чтобы в своих устремлениях к объединению Германии отказаться от Пруссии. Представителем такого либерализма являлся pater Borussiae, оберпрезидент фон Шён, который и после ухода с государственной службы продолжал критически и с озабоченностью наблюдать из своего имения Арнау под Кёнигсбергом за развитием событий. В то время, как в провинции лишь часть аристократии была в политической деятельности решительно либеральной, в Кёнигсберге тон задавала крупная либеральная буржуазия: профессора и преподаватели школ, писатели и журналисты, торговцы, адвокаты и врачи, многие из них евреи по происхождению или вере, как впрочем, и в других городах. Наиболее активными были три еврейских врача, Иоганн Якоби, Рафаэль Кош и Фердинанд Фалькзон. Последний, бывший в дружеских отношениях с Якоби, был известен и как писатель. Либеральным юристом был остроумный Крелингер, живший в доме Левальда. Все коммерсанты были либералами. В качестве политика только один из них сумел добиться известности — ликёрный фабрикант Людвиг Хайнрих, многие годы руководивший городским депутатским собранием. Активным авангардом политического либерализма в Кёнигсберге, как и в других местах, были литераторы, представители «Молодой Германии» — духовного движения, отвергавшего романтизм. В то время они все были сияющими звёздами на литературном небосклоне, но сегодня их имена мало что говорят: Александр Юнг, Рудольф фон Готтшалль, Людвиг Валесроде, Альберт Дульк, журналисты Хазенкамп и Минден. Несколько дольше держалась слава двух тогдашних студентов и учеников Розенкранца: Фердинанда Грегоровиуса и Вильгельма Йордана. Насколько высоко ценили сами себя кёнигсбергские либералы, видно из слов Фридриха Вильгельма Ⅳ о том, что они верили в то, что «в Кёнигсберге формируются мнения всей Германии».

От этого короля либералы ожидали перехода к новой эпохе, в которой демократия одержала бы победу над реакцией. Когда тот в 1840 году прибыл в Кёнигсберг для принятия присяги, то был встречен волной восторгов. После того, как ландтаг провинций Пруссия и Познань, открытый Шёном 5 сентября, огромным большинством принял внесённое кёнигсбергским депутатом Хайнрихом предложение о необходимости выполнения королевского обещания 1815 года (создание земельного представительства), король ушёл от принятия решения и сообщил ландтагу после своего возвращения в Берлин, что за это предложение он никогда не голосовал. Разочарование либералов вылилось в две публикации. Шён направил своим друзьям, а также королю политическую статью «Откуда и куда?». Без его ведома её напечатали и распространили в Страссбурге, то есть за пределами Германского Союза {106} 106 Германский союз — объединение германских государств под гегемонией Австрии; создан на Венском конгрессе в 1815 г.; ликвидирован в 1866 г. , со злобным антипрусским послесловием. значительно острее выглядела брошюра Якоби «Ответ гражданина Восточной Пруссии на четыре вопроса». Только во второй инстанции с него сняли обвинение в государственной измене и глумлении над законами страны. Этот, как и другие политические процессы, были на руку либеральному движению. Газета Гартунга печатала привлекавшие внимание передовицы. Они сразу же были изданы в издательстве Грефе и Унцер отдельной книгой под заголовком «Внутриполитическое положение». Либералы выступали с публичными докладами и устраивали дискуссии наподобие английских митингов. В честь молодого революционера и поэта свободы Георга Гервега, посетившего Кёнигсберг, в Бёрзенхалле был устроен банкет. Местом встреч либералов стало кафе зигеля на улице Францёзише Штрассе. Островками трезвых раздумий в буйном политическом потоке являлись гостеприимный дом русского генерального консула Густава Моритца Адельсона, дом госпожи фон Кляйст в Кальтхофе, бывший ранее присутственным домом, и дом вдовы книготорговца Клары Борнтрегер на улице Францёзише Штрассе. Она содержала последний литературный и музыкальный салон Кёнигсберга.