Лев Бердников - Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
- Название:Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент АСТ
- Год:2018
- Город:Москва
- ISBN:978-5-17-109670-0
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Лев Бердников - Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи краткое содержание
Дерзкая империя. Нравы, одежда и быт Петровской эпохи - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
Хваленый петиметр, чтоб больше показаться,
Тут велеречием потщится украшаться,
Сбирает речи все в романах что читал.
«Чтение романов и французских театральных сочинений… довершили всю глубину премудрости, в кою она когда-либо снисходила», – говорит о щеголихе «Собеседник любителей российского слова» (1783). «Почта духов» (1792) подчеркивает, что петиметры «выдают себя знатоками театральных пьес». Будучи «охотниками до театральных представлений», щеголи «присвояют себе право рассуждать об остроумных, а особливо о Театральных изданиях и осуждать то, что не на их чистый вкус сделано» («Всякая всячина», 1769).
Особенное озлобление вызывают у франтов отечественные авторы; их они «ругают… без милосердия и… от свиста у них самые распухнут губы… Они с язвительными насмешками стараются помрачить их хвалу».
А журнал «Утренние часы» (1788) в числе прочих аксессуаров щегольского быта называет «забавные романы», «любовные цыдулки» и «епиграммы».
Обратимся же непосредственно к многожанровой пародийной щегольской культуре, существование которой в России XVIII века представляется нам очевидным. Не претендуя на полноту, мы ограничимся лишь некоторыми примерами конкретных жанров, воссоздающих нравы и жизненные устремления вертопрахов с целью их сатирического уничижения.
О сонете, рассматриваемом русскими стихотворцами XVIII века как жанр щегольской, любовный, мы уже писали, и прежде всего – о его разработке Алексеем Ржевским [6] См. Бердников Л. И . Разгадка тройного сонета // Новый берег. № 43. 2014.
. Сродни сонету и жанр рондо, также приспособленный Ржевским к пародированию щегольской культуры. В журнале «Свободные часы» (1763) помещено сатирическое рондо, в первой части которого занятие науками и творчеством (при незначительном приложении усилий) объявляется занятием, доступным каждому («Лишь потрудись, то может всяк // Никак»). Зато щегольство объявляется делом архиважным и в сущности недосягаемым для большинства:
Но букли хорошо чесать,
И чтоб наряды вымышлять,
Чтоб моды точно соблюдать,
Согласие в цветах познать,
И чтоб нарядам вкус давать,
Или по моде поступать,
Чтоб в людях скуку прогонять,
Забавны речи вымышлять,
Шутить, резвиться и скакать,
И беспрестанно чтоб кричать,
Но говоря, и не сказать, —
Того не может сделать всяк
Никак.
Распространение получили и надгробные надписи щеголям. Их отличительной чертой явилось отсутствие обязательной для такого случая скорби, что противоречило жанровым канонам традиционной эпитафии. Это и явно притворное сожаление («крушение») о неком «щеголеватом красавце»:
Прохожий! Потужи, крушись, как мы крушились, —
Щеголеватого красавца мы лишились.
Того, кто первый был изобретатель мод,
Того, кем одолжен толико смертный род.
В тот час, когда его дух с телом разлучался,
Он в твердых мыслях был, с сим словом он скончался;
С сим словом навсегда его покинул зрак:
Ах! В чем мне умирать, не сшит мой модный фрак.
Это и прямое указание на не-уместность плача о покойном вертопрахе:
…прохожий, посмотри,
Ты плачешь, перестань и слезы оботри.
Не станет слез твоих, не станет сожаленья,
Коль станешь ты сии оплакивать мученья.
И конечно, исполнена презрением к щеголю такая «Надгробная»:
Под камнем сим лежать был должен петиметр,
Но прежде, нежели зарыли в землю тело,
Оно уже истлело:
Один остался прах, и тот развеял ветр.
К щеголям и кокеткам были обращены многочисленные эпиграммы явно издевательского характера. Вот одна из них, которая так и называется: «Щеголихе»:
Один мне друг сказал,
Что будто волосы свои ты почернила.
Неправда, он солгал:
Мне кажется, что ты их черными купила.
Выделяются эпиграммы, написанные от лица вертопрахов:
Я клялся век любить красавицу свою,
И клятву на листке я написал свою,
Ну что ж? Повеял ветерок;
Прощай, и клятва, и цветок.
К эпиграмматической поэзии можно отнести и жанр «Разговоров». Интересен в этом отношении своеобразный цикл – «Разговор между ученым и щеголем» Павла Фонвизина и «Разговор между щеголем и ученым» Василия Санковского.
Ученой: Когда б вы были нам подобны хоть одним.
Мы после говорим, а прежде рассуждаем.
Щеголь: А мы совсем не так в сем случье поступаем,
Мы после думаем, а прежде говорим.
…………………………….
Щеголь: Конечно, у тебя пустая голова,
Что на сто слов моих одним ты отвечаешь.
Ученой: Болтают вздор один, а говорят слова,
Я мало говорю, а много ты болтаешь.
В журнале «Разсказчик забавных басен» (1781) опубликована целая подборка эпиграмм, посвященных «Кокетке»:
Страстью нежною пылаю,
Хоть покрыта сединой;
Но любовью я страдаю,
В ней потерян мой покой.
В сорок лет еще не чужды
Утешения в любви.
В страсть вдаюсь я не от нужды,
Коль есть жар в моей крови.
В ряду разработанных словесниками XVIII века пародийных образцов можно назвать и жанр ложного панегирика щеголю. В одном из своих очерков Ржевский высказывает шутливое намерение «вознести хвалою того петиметра, которого сатирики осмеивают несправедливо», а затем пишет о нем надлежащий опус, построенный по всем правилам риторики: «А ты! любимец и первосвященник Венерин, Амур тебе послушен; Грации следуют тебе повсюду. Ты более славишься победами, как Пирр, Александр и Геркулес… орудию тех супротивлялись противуборники их; тебе же твои во плен безоружному даются. Где между красавиц беседуюши ты: не слышно инаго, как только вопль покоряющихся тебе: победа, твоя победа. О плен! приятнейшей свободы. Пленить единое сердце трудняе, нежели множество городов и народов. Вот какую приносишь обществу ты пользу».
Замечательно, что Ржевский говорит о внимательном чтении этого пассажа самими щеголями, поначалу принявшими текст за чистую монету и не заметившими его явно сатирической подкладки. Тем самым он подчеркивает неискушенность и непосредственность читателей-щеголей. Он пишет: «Они прежде были весьма довольны моею похвалою, которую издал я прошлаго году в печать. Она им столько нравилася, что петиметр удостоивал ту книжку, где она напечатана, возить в кармане и показывать ее в собраниях и таких, где он старался одерживать любовные победы… И красавица моему сочинению чести делала столько, что не довольно читала его, ложась спать, по нескольку строк всякий вечер; но удостоивала класть на уборный стол… и, что еще больше, за уборным столом, окруженная петиметрами, говаривала про мое сочинение и нередко заставляла петиметров читать, которые в угодность ей делали столь много чести моему сочинению, что читывали его, смотря в лорнет…»
Читать дальшеИнтервал:
Закладка:
