Николай Карпан - Чернобыль. Месть мирного атома

Как мы распределили действия по останову:

- Киршенбаум - останавливает ТГ;

-Акимов - наблюдает за пуском дизель-генератора и дает команду Топтунову на останов реактора;

- Газин и Трегуб стоят возле панелей управления ТГ;

- Проскуряков и Кудрявцев стоят рядом с Топтуновым;

- Я стою возле приборов ТГ.

Отключили ТГ. Все было тихо, шло как обычно. Потом я услышал разговор, обернулся - Топтунов что-то говорил Акимову. Что говорил Топтунов, я не слышал. Акимов ему сказал - глуши реактор. Но, по моему, Топтунов ему сказал - АР вышел на НК. В этом ничего необычного и опасного нет. И Акимов ему сказал - глуши реактор. Я перевел в уме частоту 35 гц в обороты. После этого был первый удар. Вслед за ним был

второй, более сильный. Он был продолжительным, или это было два удара, слитых в один.

Дятлов (продолжает) - Как я сказал, через 1-2 секунды прошел удар большей силы, чем первый. Вначале я думал, что что-то произошло с деаэраторами. Я сразу подумал, что поскольку они находятся над БЩУ, сейчас может хлынуть горячая вода. Я сразу дал команду перейти на РЩУ. Но когда села пыль, отлетела плитка с фальшпотолка, я команду отменил. Стали смотреть приборы. Картина была плохая. Все 8 ГПК открыты. В БСуровня воды нет. Стержни СУЗ вошли в зону не глубже

4 метров. Дал команду Акимову включить еще два дизеля, насосы охлаждение реактора аварийной и неаварийной половины. Так как арматура была обесточена, я послал НСРЦ Перевозченко открыть хотя бы по одной задвижке на каждой стороне. Скоро он пришел и сказал, что задвижки на напоре насосов открыты, но подать воду в КМПЦ нельзя, так как разрушена баллонная САОР, где находятся задвижки КМПЦ.

Я подошел к пульту СИУРа. Мощность по СФКР была ноль, по камерам СУЗ - ноль. По реактиметру - небольшой плюс с колебаниями. Стержни СУЗ, в основном, были на уровне примерно 4 метра. Что произошло, я тогда еще не знал, но понял, что авария очень серьезная. Я пошел в ЦЗ, вышел в коридор. В коридоре дым, пыль. Я вернулся, сказал включить вентиляторы для удаления дыма, а сам вышел в машзал. В машзале обстановка была, говоря обыденным языком - кошмарная. Технически - на отметке +5, б м от ПЭНов били струи горячей воды, видны были вспышки коротких замыканий у щита управления насосами. Я пошел дальше. Плитой кровли перебило маслопровод ТГ-7 и масло (примерно 100 тонн) вытекало в машзал. Там уже были работники ТЦ, там был Давлетбаев. Сразу приняли решение слить масло в цистерну аварийного слива.

Затем я пошел на БЩУ. В первые минуты я понял, что ТВС погибли, разрушены. Через небольшое время я понял, что и реактор разрушен, погиб безвозвратно. В ЦЗ невозможно было пройти из-за завалов. Пытались пройти, но хорошо, что не могли пройти, все погибли бы. Я думал, что схему "Е" подняло, порвав компенсаторы, а потом она села на место. Так я предполагал.

Когда я снова вышел в коридор, дыму было уже меньше, хотя времени прошло немного. В коридоре увидел обожженого водой Кургуза. Сказал сопровождавшим его людям идти кАБК-2, подойдет скорая помощь.

Вернувшись на пульт, я сразу сказал Акимову, и он это исполнил, вызвать пожарную охрану со всем усилением.

Вышел на улицу, обошел вокруг блока. Увидел разрушения, пожары на кровле, разрушенную САОР. Подошел к 3-му блоку, там уже стояли пожарные машины. Но они проехали к РЩУ блока 3. Я спросил - кто старший, мне показали Правика. Я показал ему коллектор сухотрубов на кровлю 4-го блока.

Через 3-й блок я прошел на БЩУ -3. Посмотрели с ПСБ Богдасаровым, что мешает работе. По первичному осмотру мне сказали, что никаких причин для останова блока нет.

Я пошел на БЩУ-4, вызвал ЗНЭЦ Лелеченко. Сказал ему и Акимову обесточить механизмы, чтобы не было ложного включения, оставить в работе только безусловно необходимые. Щиту б киловольт ничего не угрожало.

Была дана команда по вытеснению водорода из ТГ.

Так как были пожары на кровле, я снова вышел на улицу и снова пошел вокруг блока. Пожары еще не были ликвидированы. Тогда я пошел на 3-й блок и приказал его остановить. НСБ Багдасаров сказал, что ничто не мешает работе, и позвонил НСС. Тот сказал, что нужно согласовать останов блока с Брюхановым. Но я сказал - глушить немедленно.

Председатель - Ваш рассказ выходит за пределы обвинения. Вы

считаете, что это необходимо нам рассказывать?

Дятлов -Да, это связано с последней частью обвинения.

В какое-то время на БЩУ-4 пришел начальник смены ОТиТБ Самойленко. По центру БЩУ прибор со шкалой 1500 мкр/с зашкаливал, по сторонам - по 400. Я подумал, может быть лучше пойти на РЩУ. Замерили фон там. Окна были выбиты, поэтому там было больше 1500 мкр/с. Я сразу начал удалять лишних людей. Группу Метленко, Кабанова. Удалил Киршенбаума и Топтунова. Оставил Столярчука и Акимова. Перевозченко доложил, что нет Ходемчука и двух операторов ЦЗ, но те быстро нашлись, они Кургуза уводили. Начали мы искать Ходемчука. Его не было видно в помещении ГЦН Один ГЦН был обрушен упавшим на него краном. Перевозченко по консоли добрался до приваленной двери помещения № 435 (операторов ГЦН). С нами был Ювченко и дозиметрист, но тот после замера ушел. Открыть дверь было невозможно. Перевозченко кричал, но ответа из-за двери не было.

По дозиметрии. Дозик Горбаченко выбыл сразу же. Он помогал относить Шашенка. Второй дозиметрист был на щите КРБ. Разделить третьего дозиметриста между всеми было невозможно. Мне было ясно, что сделать что-либо своими силами мы не сможем. Делали только то, что могло предотвратить новые пожары, и пытались отыскать людей.

Председатель - Нас интересуют данные по вашему обвинению.

Дятлов - Нарушения были такие: по двум или трем ГЦНрасход воды был больше 7000 м 3/ч, что регламентировано запасом до кавитации. Это ни к чему не привело, что объективно зафиксировано. Если бы была кавитация, то это привело бы к потере расхода насоса, что зафиксировал бы телетайп.

Опоздание с нажатием кнопки АЗ-5. Нажали бы мы раньше, взрыв случился бы раньше. То есть взрыв был обусловлен состоянием реактора. Я дал команду остановить мощность реактора на 200 мет, так как считал, что реактор соответствует уровням безопасности принятым в СССР, а также соответствует документации, выдаваемой на БЩУ отделом ядерной безопасности. Я считал мощностной эффект отрицательным. Поэтому при снижении мощности мы в реактивности не должны были проиграть. За счет отравления, при снижении мощности с 700 до 200 мет мы могли потерять не более 1,5 стержней РР. И в этом я не ошибся. Оперативный запас реактивности был не 1,9, не 6,4, а по крайней мере 11 стержней в момент нажатия кнопки АЗ. Эта кнопка вместо глушения сыграла роль запала. А дальше все пошло за счет положительного мощностного коэффициента, который, как сказал ННКНЭТ, всегда отрицательный. У меня все.