Николай Карпан - Чернобыль. Месть мирного атома

Дятлов - Да.

Защитник Коваленко - Кто производил монтаж кнопки МПА на БЩУ? Нужно ли было на это получать особое разрешение?

Дятлов - Монтаж делал ЭЦ. А Коваленко подписал программу.

Рогожкин - Вы были на станции 25 апреля?

Дятлов - Да.

Рогожкин - Вы читали оперативный журнал НСБ-4?

Дятлов - Нет. Только выслушал устные доклады.

Защитник Лаушкина - Известны ли Вам предписания по ЯБ, подготовленные Лаушкиным?

Дятлов - Да. Он давал их мне.

Председатель - В какой части обвинения Вы признаете себя виновным? Уточните свою позицию. Конкретно.

Дятлов - 1) по двум- трем ГЦП расход превышал 7 тысяч м 3/час;

2) опоздание с нажатием кнопки АЗ-5;

3) не стал говорить - повысить мощность до 700 мет после провала;

4) по запасу реактивности меньше 15-ти стержней на момент сброса.

Все это я могу пояснить.

Председатель - Значит, по статье 220 признаете свою вину только частично?

Дятлов - Да.

Председатель - Подсудимый Коваленко, что Вы хотите нам пояснить?

(Коваленко вышел к свидетельскому столику)

Коваленко - После окончания Томского политехнического института (ФТФ, инженер-физик) работал на СХК (Сибирский химический комбинат) до 1975 года. Некоторое время работал освобожденным секретарем в комсомоле. На ЧАЭС начал СИУРом, потом (до апреля 1980 г.) старшим инженером по эксплуатации в РЦ-1. Потом, до 1983 года, начальником смены РЦ. С 1983 - ЗНРЦ по эксплуатации. С 1 октября 1985 г - НРЦ-2.

Предыдущие испытания по выбегу и их результаты мне не известны. Я знаю только те испытания, которые проводились в моем присутствии.

Я считаю, что ставить мне в вину подписание программы нельзя. Программа не предписывала выводить защиты. Что касается САОР, то персонал ЭЦ и ЦТАИ пояснил мне, что велика вероятность включения САОР от кнопки МПА, что могло привести к технологическим отказам. Поэтому я подписал отключение 3-х подсистем САОР<... >

Прошу затребовать в суд «Положение об РЦ-2,» утвержденное в 1984 году. В нем расписано, какие цеха и за что отвечают на оборудовании РЦ.

По обвинениям: Я не обеспечил присутствия на испытаниях ОЯБа, но это обязанность самого ОЯБа!

Я не мог быть ночью на блоке, так как должен был быть утром 26.04 на выполнении программы воздушного расхолаживания блока, на которую были вызваны спецы из НИКНЭТ. Накануне ГНС предупредил меня лично, чтобы я был на выполнении именно этой программы. А в ночь на 26 апреля должен был выйти старший мастер РЦ.

По обвинению в нарушении техники безопасности на взрывоопасном оборудовании. Ни технологический регламент, ни СНиП, ни паспорт ПБЯ на реакторную установку не относят РЦ к взрывоопасным предприятиям.

Прокурор - Вы несете ответственность за ядерную безопасность в реакторном цехе?

Коваленко - В соответствии с должностной инструкцией - несу.

Председатель - Вы можете назвать основную причину, по которой произошел взрыв?

Коваленко - Такой причины я назвать не могу.

Председатель - Наверное и никто не сможет такую причину назвать. Когда Вы ознакомились с программой по выбегу?

Коваленко - Метленко ознакомил меня с программой за 1-2часа до первоначально назначенного времени выполнения программы. Я прочитал ее очень внимательно (15мин).

Прокурор - Знали ли Вы о том, что одновременно проводились измерения вибраций?

Коваленко - Нет.

Прокурор - Вам никто не говорил об этом?

Коваленко - Нет.

Прокурор - Знали ли Вы о том, что утром 25 апреля запас реактивности был 13,2 стержня РР?

Коваленко - Да. Я узнал об этом из доклада НСС на утренней селекторной оперативке. Сразу в разговор вмешался Фроловский, на что ГНС ответил - этот вопрос мы решим отдельно. Я это понял как согласование дальнейшей работы. Позднее запас реактивности был более 17 стержней PP. Топтунов ушел домой, сдав смену. На следующий день я хотел взять с него объяснительную о снижении запаса реактивности.

Прокурор - Что должны были Вы сделать, узнав о снижении ОЗР ниже 15 стержней РР?

Коваленко - Заглушить реактор.

Прокурор - Вы чувствуете какую-то ответственность за случившееся в вашем цехе? Ваши люди, вашими руками сделали это!

Коваленко - Я думаю, что судебное заседание разберется в мере нашей ответственности.

Прокурор - Директор был на оперативке, где НСС доложил об ОЗР меньшем 15 стержней РР?

Коваленко - Селекторная оперативка проводится директором, значит он был.

Эксперт - Вы, как специалист, представляли себе возможность разгона и взрыва реактора?

Коваленко - Ни в одном нашем документе, ни в одном нашем учебнике не сказано, что наши реакторы могут взрываться.

Эксперт - Что такое, по Вашему мнению, разгон?

Коваленко - Разгон, это расплавление топлива.

Эксперт - Кто оповестил Вас об аварии?

Коваленко - За мной прислали машину, и я прибыл на станцию примерно в пять часов утра. Директор выразил свое неудовольствие, что я поздно

приехал. Потом было установлено, что мой телефон был неисправен. Мне директор поставил задачу идти на блок и каждые 15 минут докладывать обстановку.

Защитник Коваленко - Зная о том, что ОЗР меньше 15 стержней РР,

Вы могли дать указание заглушить блок?

Коваленко - Я такими полномочиями не обладал.

Защитник Коваленко - А кто это мог сделать?

Коваленко - По регламенту это должен был сделать оперативный персонал.

Защитник Брюханова - Какие указания Вам дал Брюханов?

Коваленко - Я знал свои обязанности, поэтому мне достаточно было одного указания директора. Сообщая по телефону, я в основном выходил не на него, а на Геллермана и Комиссарчука.

Защитник Брюханова - Вы знали радиационную обстановку?

Коваленко - Идя на блок, я зашел на щит радиационного контроля и спросил об этом Красножена. Он ответил, что на щитах 500, а далее -больше 1000 мкр/ч. Я спросил, а на сколько больше тысячи - 1200 или 100 тысяч? Он ответил - однозначно больше 100 тысяч.