Александр Куланов - Ощепков

«16/10 1923 г.

Владивосток. Пушкинская 47. Блюменфельд для Леонида.

Письмо от 28 сентября получил. Зимою без картин оставаться Сахалине не могу, вынужден буду искать службу вне Сахалина. Если дорожите мною качестве представителя Вашей фирмы немедленно высылайте пятнадцать программ картин и аппарат АКМС с генератором противном случае снимаю ответственность. ОЩЕПКОВ» [160] Из архива М. Н. Лукашева. .

По сведениям Михаила Лукашева, телеграмма Василия Сергеевича осталась гласом вопиющего коммерсанта в советской бюрократической пустыне. Штаб 17-го корпуса РККА кинокартин ни закупить, ни каким-либо другим способом получить не смог. Ощепков снова купил фильмы за свой счет с помощью остававшегося во Владивостоке и работавшего доцентом в Дальневосточном университете Трофима Юркевича — надо же было как-то помогать родине…

А родина требовала решения новых задач, требовала срочно, не слишком беспокоясь о сообразности ставящихся перед резидентом вопросов, — порой настолько, что, читая сегодня рассекреченные документы, просто дивишься полету фантазии и одновременно некомпетентности руководителей дальневосточной разведки тех лет. То, как Ощепков эти удивительные задачи решал, тоже многое может рассказать и о его собственном характере, и о характере его отношений с новой властью.

Осенью 1923 года Василий Сергеевич доложил Бурлакову о получении долгожданного бинокля и нежданных указаний:

«Уважаемый товарищ “Аркадий”. С пароходом “Олег”, прибывшим сюда на рейд 18 ноября, я получил от Вас коробку с целой печатью и бинокль. В коробке — инструкции, деньги и условия связи с источником. Задачи, выставленные Вами, настолько трудны, что опыта для их решения мне не хватает. К тому же это дело заставляет меня, человека частного, сделаться военным. Для дальнейшей работы по вопросам, приведенным в анкете, заставляет меня взяться за изучение военного японского письменного языка, так как Ваше задание требует знания японской военной терминологии. Книги с пароходом еще не получил. В качестве пособия к переводу японских уставов, если мне их удастся раздобыть, прошу Вас выслать мне наши воинские уставы старой армии и японский устав в переводе, сделанном Блонским в 1900 году. Устав Блонского, правда, устарел, но в смысле терминологии он поможет мне. Работа серьезная, ответственная, и я не против такого дела. Давать же некачественные сведения не могу.

Документы по Вашему списку достать невозможно. Но при случае можно только сфотографировать. Ввиду этого я купил фотоаппарат и изучаю это дело. На Южный Сахалин постараюсь выехать, если к этому не будет препятствий со стороны властей.

Ввиду того, что Ваши документы я не храню, возможно, будут ошибки в некоторых сообщениях или отчетах. В таких случаях прошу своевременно давать новые указания. Д. Д.» [161] Лота В. И . Указ. соч. С. 31. .

Владимир Лота и Михаил Лукашев частично расшифровывают содержание полученных Ощепковым указаний и требований разведотдела. По их версии, резидент должен был сообщить данные о японской дивизии, дислоцированной в Александровске, включая ее организационную структуру («…установите срочно нумерацию частей японского гарнизона на Северном Сахалине от роты и отдельной команды до армии включительно… Вышлите подробную карту хотя бы на японском языке»), сведения о ее командовании по принципу «всё о каждом», указать точное количество личного состава, данные о вооружении и боевой технике, определить местонахождение штаба, узлов связи и так далее — всего 68 (!) вопросов [162] Лукашев М. Н . Сотворение самбо: Родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской… С. 20. .

Это не просто много, это катастрофически много. Поставить столько задач перед резидентом, не имеющим агентурной сети, фактически означает парализовать его деятельность на несколько месяцев. То, что Ощепков согласился все поставленные задачи решать, говорит о том, что, не исключено, ответы на многие вопросы у него уже были готовы. Характерна при этом аккуратная, но все же оговорка о вероятных ошибках в отчетах из-за невозможности хранить все запросы Центра — мол, всего и не упомнишь, что вы мне понаписали. Но даже это меркнет перед проблемой с переводом на русский язык японских воинских уставов. При всем драматизме ситуации, она заставляет вспомнить современный интернет-мем «Ты ж переводчик!».

«Он же переводчик! Что ему стоит?» — примерно так, судя по всему, думали в руководстве разведки корпуса, ставя такую задачу перед своим резидентом, работающим под полицейским контролем в поселке, где число жителей незначительно превышало число оккупантов. Как представляли себе выполнение задачи по переводу штабные красные офицеры? Как виделся им предприниматель и сотрудник «Доброфлота» Василий Ощепков, долгими зимними вечерами в заметенной снегом избе перекладывающий японскую строевую лексику на язык красноармейцев и командиров в компании с подвыпившими мотористами, и время от времени забегающий в штаб японской дивизии уточнить, как правильно читаются иероглифы в слове «тактическая разведка»? Как вообще могла прийти в голову такая идея — озадачить разведчика переводом книги, пусть даже (и тем более!) военной, в условиях вражеского окружения? Явную нелепость не получится оправдать и тем, что в Приморье нельзя было найти переводчика с японского языка. После Русско-японской войны Восточный институт выпустил из своих стен достаточное количество драгоманов, чтобы удовлетворить потребности и гражданских, и военных ведомств. Можно вспомнить хоть того же Трофима Юркевича, который вряд ли бы отказался от такой подработки. Но нет — начальники Ощепкова (Бурлаков?) валят все задания в одну кучу и сбрасывают резиденту, которого при этом не могут обеспечить инструментом прикрытия — кинокартинами. Резиденту, находящемуся под наблюдением японской полиции и вынужденному бороться одновременно еще и с сутягами типа «гражданина Бурикова». Когда Сунь-Цзы, автор знаменитого древнекитайского трактата «Искусство войны», писал о том, что «только совершенномудрый может быть руководителем шпионов», он имел в виду и недопущение таких ситуаций, чтобы шпион использовался не по назначению. Увы, не было в то время таких — совершенномудрых — людей в 17-м Приморском корпусе на советском Дальнем Востоке, и позже этот недостаток «правильных» людей сыграет ключевую роль в очередном повороте судьбы Василия Ощепкова.

Весьма странно выглядит и согласие, данное Василием Сергеевичем, на перевод. Во-первых, сообщение о том, что он не знаком с военной терминологией, вызывает вопрос о прежней специализации Ощепкова еще в дореволюционной контрразведке и разведке. Чем он занимался там? Какие задачи решал, по каким заданиям, не связанным с военной тематикой, отправляясь в командировку в Токио от разведотдела штаба Владивостокской крепости? Что, какие документы переводил с японского языка? Как могло получиться, что после нескольких лет работы против японской армии он оказался «частным человеком», незнакомым с ее терминологией? Или утверждение об этом незнакомстве всего лишь блеф и Василий Сергеевич элементарно тянул время, понимая, что на вопрос «почему я должен под носом у противника хранить письменные материалы военного характера?» не получит внятного ответа?