Александр Куланов - Ощепков

Во-вторых, Ощепков-то прекрасно должен был представлять себе, чем может ему грозить найденный при обыске словарь Василия Блонского, кстати, профессионального русского военного разведчика-япониста, с которым он мог лично пересекаться по службе в царское время. Если бы словарь обнаружила японская полиция, убедительно объяснить его наличие в доме Ощепкова было бы крайне сложно. Зачем кинопрокатчику японские уставы и словарь военных терминов? Василий Сергеевич должен был это понимать и тем не менее согласился. Почему? Объяснить столь серьезный промах «в пользу» Ощепкова никак не получается, если только не допустить, например, что он точно знал, что словарь Блонского ни в Никольске, ни во Владивостоке найти не удастся, но тут мы сами пускаемся в фантазии, переходим в область предположений и ничем не подтвержденных версий. Похоже, что в истории с переводом японского устава сплоховали обе стороны, и только по счастливой случайности это дело не привело к катастрофическим для Ощепкова последствиям. В результате ничего страшного не произошло. Не произошло вообще ничего: упоминания о словаре и уставе в известных исследователям документах больше ни разу не попадаются. А вот сообщения об успешном решении других вопросов там есть.

Рассекречены два донесения Ощепкова, сопровождавших передачу от него контейнеров с добытой информацией через курьера. Одно из которых датировано 6 мая 1924 года: «…С пароходом “Георгий” в 9.00 получил от вашего курьера коробку конфет “Монпансье”. В ней четыре документа с вашими указаниями. Передал курьеру свою коробку с добытыми документами, отчет о работе, финансовый отчет и местные японские газеты» [163] Лота В. И . Указ. соч. С. 32–33. .

Второе без даты, похожее на финальный отчет, частично раскрывающее методы работы резидента: «…Благодаря пребыванию с солдатами мне удавалось путем расспросов и наблюдения узнавать количество, вооружение, нумерацию японских частей до дивизии включительно. Я изучал быт японских солдат, условия их проживания в казармах, интенсивность их ежедневных занятий и тренировок, их питание, взаимоотношения между собой и офицерами. Благодаря знанию японского языка и японских обычаев я пользовался большим уважением со стороны солдат, что помогало мне в выполнении ваших задач…» [164] Там же. С. 32.

На одиннадцати страницах машинописного текста одного из сообщений Ощепкова — подробные ответы на заданные разведотделом вопросы. Оно составлено не позже 19 сентября 1923 года. Это еще одно свидетельство в пользу того, что на Сахалине Ощепков оказался задолго до осени 1923 года: слишком много информации он успел собрать к тому времени. Судите сами: в отчете дается общая характеристика японского оккупационного контингента на Северном Сахалине, приводятся подробные данные о его организационной структуре, степени оснащенности боевой техникой и вооружении с разбивкой по населенным пунктам, использованным в качестве временных военных баз. Отчет содержит исчерпывающие характеристики личного состава японских воинских частей, а также их командиров, включая генерал-лейтенанта Иноуэ (встречающееся в литературе утверждение о личном знакомстве Иноуэ и Ощепкова ничем не подтверждено, а приведенным выше донесением «Д. Д.» о задействовании в получении информации рядового личного состава просто опровергается), генерал- майоров Такасу, Матида и Мацуи.

Кроме того, в отчете содержатся подробные данные о японских военно-административных сооружениях (водопровод, железная дорога), полувоенных и частных предприятиях, что говорит о том, что Ощепков умело занимался не только военной, но и экономической разведкой (например, «на карте восточного побережья Сахалина красным карандашом мной обозначены нефтяные места, изыскания на которых дали благоприятные результаты»).

Есть основания полагать, что и следующие отчеты «Д. Д.» выглядели примерно так же, учитывая, что по итогам 1923 года он получил схожие «вопросники»: «Хотелось бы иметь ответы на следующие вопросы: общий обзор сахалинской японской армии и гражданских учреждений… Есть ли намерение эвакуации и ее срок?.. Были ли какие-либо пополнения или уменьшения армии в 1923 году?..» [165] Лукашев М. Н . Сотворение самбо: Родиться в царской тюрьме и умереть в сталинской… С. 21. Донесения Ощепкова были четко структурированы, и эта структура точно соответствует дошедшим до наших дней схемам подачи разведданных, изложенным в книгах теоретиков русской разведки Владислава Клембовского и Павла Рябикова [166] Клембовский В. Н . Указ, соч.; Рябиков П. Ф . Разведывательная служба в мирное и военное время //Антология истории спецслужб. Россия: 1905–1924. М., 2007. , а также в специальных методичках, составлявшихся до революции разведывательными отделами Сибирского и Заамурского военных округов, в создании которых деятельное участие принимали разведчики-японоведы Василий Васильевич Блонский, Алексей Николаевич Луцкий, Василий Николаевич Крылов. Например, в упомянутом отчете Ощепкова за октябрь 1923 года информация о дислокации и вооружении воинских частей подана следующим образом:

«В г. Александровск: 2 роты пехоты — 2-я и 3-я численностью около 400 человек при 8 пулеметах системы “Гочкиса” без щитов и легкого типа (ружейного обрезания) с прикладом, при каждом пулемете 4 номера прислуги. (Казармы расположены в центре города, фот. № 7.) 5 орудий 3-дюймового калибра, дальность стрельбы 7 ½ верст (в настоящее время стоят в артиллерийском складе без употребления). Никаких укреплений нет. Кавалерии нет»; о важных экономических объектах: «каменноугольный рудник Ф. Е. Петровского. Работал зиму 1922 года. Продажа исключительно частная и на электрическую станцию. Цена угля с доставкой 16 иен тонна. Рудник расположен в 6 верстах от города»; о крупных военных чинах: биография, родственные и карьерные связи, послужные списки, личные качества, с приложением фотографии [167] Из архива М. Н. Лукашева. .

Понятно, что несведущему, далекому от разведки человеку трудно сегодня оценить важность и качественный уровень передававшейся Ощепковым информации. Кто был более компетентен — Аркадий, выдававший за один присест 68 пунктов «вопросника» резиденту, или сам резидент, увиливавший от выполнения некоторых из этих заданий? Может быть, мы сегодня, глядя на Василия Ощепкова как на «икону истории самбо», приписываем ему те качества, те достоинства, которыми он вовсе не обладал? Делаем из него героя разведки, хотя он был всего лишь второстепенным сотрудником (тут надо заметить, что глава разведки Колчака генерал Павел Федорович Рябиков призывал и такого, как он выражался, «ремесленника дела», в интересах службы проверять и привечать)? Чтобы ответить на этот вопрос, автор, прекрасно осознавая невозможность самостоятельно разобраться в тонкостях работы спецслужб, обратился к профессионалу. В 2011 году пожелавшему остаться неизвестным офицеру российской военной разведки были направлены фрагменты из отчета Ощепкова, переданного из Александровска. Отправлены «втемную», без указания источника — фрагменты донесения выбирались с таким расчетом, чтобы эти детали нельзя было определить. Спустя некоторое время был получен ответ: