Фернан Бродель - Структуры повседневности: возможное и невозможное

Ремесленники, например гвоздильщики, сами доставляли свой товар в большой город на вьючных животных, дополняя их груз небольшим количеством угля. Это доказывает, что данное производство использовало каменный уголь, что Лион знал его применение для отопления домов (и даже для известковых печей квартала Вэз), что готовые изделия металлургического производства обращались лучше (или менее плохо), нежели полуфабрикат, сырое железо.

Рассмотрим ли мы многочисленные предприятия по производству скобяных изделий в Нюрнберге и вокруг города, работу шведской металлургии в XVII в., взлет уральской промышленности в XVIII в. или особенности металлургического производства Бискайи или района Льежа, везде мы в состоянии констатировать одно и то же — незначительные размеры производственных единиц, их относительную распыленность и транспортные трудности. Концентрация существовала только там, где имелся речной или морской путь, — на Рейне, на Балтике, на Маасе, в Бискайском заливе, на Урале. Расположение Бискайи на берегу океана, наличие гор с их быстрыми водными потоками, буковых лесов и богатых месторождений руды объясняет существование там значительного металлургического производства. Вплоть до середины XVIII в. Испания еще продавала свое железо Англии, и, как раз используя испанское железо, англичане снаряжали корабли, которые сражались на морях с испанским флотом {1184} .

Постоялый двор XV в. Сидящие за столом люди развесили позади себя свое вооружение. Фреска из замка Иссонь .

Мы говорили, что называемая примерно для 1800 г. величина в 2 млн. тонн для мирового производства железа наверняка чрезмерно велика. Если предположить, что до промышленной революции такое мировое производство вдвое или втрое превосходило европейское, то ведь последнее лишь ненамного превышало около 1525 г. 100 тыс. тонн (по данным Дж. Нефа); около 1540 г., по мнению С. Куровского (у которого мы заимствовали также и последующие цифры), оно составило 150 тыс. тонн; в 1700 г. — 180 тыс. тонн (из них 12 тыс. тонн приходилось на Англию и 50 тыс. — на Швецию); в 1750 г. — 250 тыс. тонн (в том числе 22 тыс. — в Англии и 25 тыс. — в России); около 1790 г. — 600 тыс. тонн (из них 80 тыс. — в Англии, 125 тыс. — во Франции, 90 тыс. — в Швеции и 120 тыс. тонн в России) {1185} . В 1810 г. все европейское производство не превышало еще 1100 тыс. тонн, а в 1840 г. — 2800 тыс. тонн, из которых примерно половину давала Англия. Но тогда первая промышленная революция была уже в разгаре.

В 70-х годах XX в. Европа в широком смысле давала 720 млн. тонн стали. Это все равно, что сказать, что на всем хронологическом отрезке, охватываемом настоящей книгой, еще не наступил железный век. Возвратиться назад, за великий порог промышленной революции, и продолжать двигаться в глубину времени означает увидеть уменьшение роли железа и отвести ему то скромное место, которое представляется нам при Старом порядке правилом. И в конечном счете обнаружить в начале пути гомеровскую эпоху, когда панцирь воина «стоил три пары быков, меч — семь, а удила для лошади — больше, чем само животное» {1186} . «Наша» эпоха, та, которую рассматривает эта книга, была еще от одного своего конца до другого под властью вездесущего дерева.

Серебряные рудники в Ла-Круа-де-Лоррэн в Вогезах, первая половина XVI в. Шахты, лестницы, лебедки, тележки для перевозки руды. Эти рудники в поселке Ла-Круа разрабатывались до 1670 г. Национальная библиотека, Кабинет эстампов .

Как историки, мы имеем обыкновение ставить на первое место предметы массового производства или обмена — не пряности, а сахар или, еще лучше, пшеницу, не редкие или драгоценные металлы, а железо, основу повседневной жизни даже в те века, когда еще мало были заинтересованы в его применении. Взгляд этот справедлив в отношении редких, да к тому же и очень незначительно употреблявшихся металлов: сурьмы, олова, свинца, цинка; последний вообще стали использовать лишь в конце XVIII в. Но не разрешен — и далек от разрешения! — спор относительно драгоценных металлов, золота и серебра. Они стали объектом таких спекуляций, таких предприятий, каких не знало железо, этот своего рода «пролетарий». Именно ради серебра были проявлены чудеса изобретательности, о которых нам повествуют прекрасные схемы к книге Агриколы о горном деле или какой-нибудь впечатляющий разрез шахт и штолен в Сент-Мари-о-Мин, в Вогезах. Ради серебра были обустроены ценнейшие ртутные месторождения в Альмадене в Испании (метод амальгамирования сделал из серебра с XV, а особенно с XVI в. металл, добываемый в промышленных масштабах). Серебро служило стимулом прогресса в горном деле (штольни, водоотлив, вентиляция).

Можно было бы даже утверждать, что медь играла тогда равную роль с железом, даже была более важна. Бронзовые орудия были «аристократами» среди артиллерийских орудий. В XVIII в. стала общепринятой обшивка медью корабельных корпусов. С XV в. двойной переплав меди с использованием свинца выделял серебро, примешанное к медной руде. Медь была третьим монетным металлом наряду с золотом и серебром. Ей благоприятствовала к тому же сравнительная легкость металлургической переработки (отражательная печь может давать ежедневно 30 тонн меди). Способствовал распространению меди и ранний капитализм, чем объяснялись стремительный рост мансфельдских медных рудников в Саксонии в XVI в., позднее, в XVII в., — бум шведской меди и, наконец, колоссальная спекуляция, объектом которой стала в тот же период японская медь, перевозку которой монополизировала голландская Ост-Индская компания. Жак Кёр и в еще большей степени Фуггеры были «медными королями». Даже в последующие столетия на амстердамской бирже можно было играть на медь, что называется с закрытыми глазами.

Такова была косность технических основ. Инновации пробивались между ними медленно. Изобретение артиллерии, книгопечатания, начало океанских плаваний были в XV–XVIII вв. великими техническими революциями. Но это только говорится так. Ни одна из этих революций не свершалась, так сказать, галопом. И только последняя из них в конечном счете нарушила равновесие, создала в мире некую «асимметрию». Обычно все в конце концов распространялось: и арабские цифры, и порох, и компас, и бумага, и шелковичный червь, и книгопечатание… Ни одна из инноваций не оставалась на службе какой-то одной человеческой группы, одного государства, одной цивилизации, либо требовалось, чтобы другие не испытывали в ней настоящей необходимости. Технические нововведения утверждались так медленно, что у соседа бывало время и подивиться им, и получше с ними познакомиться. Артиллерия появилась на Западе незадолго до битвы при Креси, а вернее — при осаде Кале в 1347 г., однако важнейшим средством ведения европейских войн она станет лишь начиная с Итальянского похода Карла VIII в сентябре 1494 г., после полутора столетий знакомства понаслышке, «вынашивания», экспериментов.