Фернан Бродель - Структуры повседневности: возможное и невозможное

Не менее странной оказывается и та монета, которую с удивлением обнаружил один из журналистов, недавно сопровождавших королеву Елизавету II и герцога Эдинбургского в Африке. «Туземцы внутренних районов Нигерии, — писал он, — покупают скот, оружие, сельскохозяйственную продукцию, ткани и даже своих жен не на фунты стерлингов Ее британского величества, но за странную монету из коралла, отчеканенную, [а лучше сказать, изготовленную], в Европе. Эти деньги… рождаются в Италии, где их именуют olivette ; их специально изготовляют в Тоскане, в одной ливорнской коралловой мастерской, которая сохранилась до наших дней». Эти «оливетте» , просверленные в центре коралловые цилиндрики с желобками на внешней поверхности, сегодня имеют хождение в Нигерии, в Сьерра-Леоне, на Береге Слоновой Кости, в Либерии и даже дальше. Покупатель в Африке носит их на поясе в виде снизок; всякий может собственными глазами ( de visu ) оценить его состояние. В 1902 г. Беханзин купил за тысячу фунтов стерлингов нестандартную оливетта весом в килограмм и великолепного цвета {1324} .

Но составить исчерпывающий перечень таких неожиданных форм монеты нам не удалось бы. Они скрываются повсюду. Исландия, согласно регламентам 1413 и 1426 гг., на столетия установила настоящий прейскурант на оплату товаров в сушеной рыбе: одна рыба за подкову, три — за пару женских башмаков, 100 — за бочку вина, 120 — за бочонок сливочного масла и т. д. {1325} На Аляске или в России Петра Великого эта роль выпала на долю пушнины: порой речь шла просто о квадратных кусках меха, которые в отдельных случаях загромождали кассы царских военных казначейств. Но в Сибири подати собирались именно драгоценными и имевшими хороший сбыт мехами, и именно мехами, «мягкой рухлядью», царь производил многочисленные платежи, в частности своим чиновникам. В колониальной Америке в зависимости от района деньгами служили табак, сахар, какао. В Северной Америке индейцы использовали маленькие цилиндрики белого и голубого цвета, выточенные из раковин и нанизанные как бусы: то были вампумы , которыми европейские колонисты будут на законном основании пользоваться до 1670 г. и которые фактически сохранятся по меньшей мере до 1725 г. {1326} Точно так же в XVI–XVIII вв. в Конго (в широком смысле, включая и Анголу) зародилась сеть рынков и активных обменов; и то и другое, несомненно, обслуживало главным образом «меновую торговлю» белых и их агентов- пом-бейруш , зачастую обосновывавшихся очень глубоко во внутренних областях. Здесь имели хождение две псевдомонеты: зимбо и куски ткани {1327} . Для раковин существовал эталон: на мерном сите мелкие отделялись от крупных (1 крупная равнялась 10 мелким). Что же касается тканей-денег, то их размер варьировал: лубонго был величиной с лист бумаги, а мпусу — со скатерть. Эти деньги, которые обычно считались на десятки, образовывали, таким образом, как и металлическая монета, шкалу ценностей с кратными и дробными величинами. Могли мобилизовываться и крупные суммы: в 1649 г. король Конго собрал 1500 тюков ткани, стоивших примерно 40 млн. португальских рейсов {1328} .

Завоеватель Китая, император Хубилай повелел «чеканить» деньги из коры тутового дерева, на которую наносилась императорская печать. «Livres des Merveilles» , Mss. fr. 2810, f 045. ( Фото Национальной библиотеки .)

Всякий раз, когда возможно проследить судьбу таких псевдоденег после европейского проникновения, эволюция оказывается одной и той же, идет ли речь о каури в Бенгале {1329} , о вампумах после 1670 г. или о конголезских зимбо , — она приводит к чудовищной инфляции, катастрофической из-за накопления запасов, из-за ускоряющегося, а то и вовсе обезумевшего обращения и из-за сопутствующего этому обесценения по отношению к доминирующим европейским валютам. А сюда добавляется еще и примитивная «фальшивая монета»! В XIX в. изготовление европейскими мастерскими фальшивых вампумов из стекляруса повлекло за собой полное исчезновение старинной монеты. Португальцы оказались более изобретательны: около 1650 г. они завладели у берегов острова Луанда «денежными ловлями», т. е. местами добычи зимбо . А ведь последние с 1575 по 1650 г. уже обесценились в десять раз {1330} .

Из всего этого надлежит заключить, что всякий раз, когда первобытные деньги и в самом деле были деньгами, они обнаруживали все повадки и нравы, присущие деньгам. Их превращения сводят воедино историю столкновения между примитивными и развитыми экономиками, столкновения, какое означало появление европейцев на всех морях мира.

Что нам известно хуже, так это то, что почти такие же неравные отношения сохранялись внутри самих «цивилизованных» стран. Под довольно тонкой кожицей денежной экономики сохранялась первобытная деятельность, смешивавшаяся и сталкивавшаяся с другими видами деятельности, например при регулярных встречах на городских рынках и в не меньшей степени — принудительно, на многолюдных ярмарках. В сердце Европы выжили рудиментарные формы экономики, со всех сторон окруженные экономикой товарно-денежной, которая их не упраздняла, сохраняя их для себя как бы в качестве внутренних колоний, находящихся под рукой. В 1775 г. Адам Смит говорил о шотландской деревушке, «где нередко видишь, как работник приносит булочнику или торговцу пивом гвозди вместо денег» {1331} . Около того же времени в некоторых глухих местах каталонских Пиренеев деревенские жители отправлялись в лавку с мешочками зерна для оплаты своих покупок {1332} . Но имеются примеры и более поздние, и более убедительные. По свидетельству этнографов, на Корсике по-настоящему эффективная денежная экономика утвердилась лишь после первой мировой войны. В отдельных горных районах «французского» Алжира этих перемен почти что не наблюдалось до второй мировой войны. Такова одна из глубинных драм Ауреса вплоть до 30-х годов XX в. {1333} , и эта драма позволяет представить себе бесчисленные крохотные замкнутые мирки в Восточной Европе, в каких-нибудь сельских или горных кантонах, или на американском Западе, пока понемногу в разное время их не подчинила себе в итоге весьма сходных процессов (сходных, невзирая на хронологическую отдаленность) товарно-денежная форма современности.

Бронзовый жетон с клеймом флорентийских купцов Перуцци (две груши). Г-н Бернокки, подаривший его мне, собрал в своей коллекции множество аналогичных монеток, которые, видимо, выпускали флорентийские фирмы для своих внутренних надобностей, так как зачастую на них бывают клейма двух семейств, совместно ведших дела (диаметр 20 мм). ( Фото М. Кабо .)

Франсуа Ла Буллэ, путешественник XVII в., сообщает, скажем, что в Черкесии и Мегрелии, т. е. между южными районами Кавказа и Черным морем, «чеканная монета вовсе не имеет хождения». Там практиковали лишь натуральный обмен, и дань, которую государь Мегрелии ежегодно выплачивает Великому Турку, — это дань «тканями и рабами». Посол, которому поручалось доставить эту дань в Стамбул, стоял перед специфической проблемой: как оплатить расходы на свое пребывание в турецкой столице? Действительно, свита его состояла из тридцати или сорока невольников, которых он продавал одного за другим, за исключением своего секретаря, с которым разлучается лишь при последней крайности, добавляет Ла Буллэ. После чего посол «возвращается в свою страну в одиночку» {1334} .