Фернан Бродель - Структуры повседневности: возможное и невозможное

Та же картина наблюдалась в Мадриде, в Берлине или же в Неаполе. Берлин в 1783 г. насчитывал 141283 жителя, в том числе гарнизон в 33088 человек (вместе с семьями) и 13 тыс. служащих бюрократического аппарата (чиновники и их семьи) плюс 10074 слуги, т. е., если прибавить двор Фридриха II, 56 тыс. государственных «служащих» {1526} . В общем, случай патологический. А что касается Неаполя, то на нем стоит остановиться.

Неаполь в XV в. — уже значительный город. Слева — замок Кастель дель Ово на островке, большая крепость Кастель Нуово, построенная анжуйцами, и мол, который разделяет надвое порт, куда входит после освобождения Искьи эскадра галер. На холме Вомеро — картезианский монастырь Сан-Мартино. ( Фото Скала .)

Накануне Французской революции Неаполь, город одновременно грязный и прекрасный, нищий и богатейший, но определенно живой и веселый, насчитывал 400, а то и 500 тыс. жителей. После Лондона, Парижа и Стамбула то был наравне с Мадридом четвертый город Европы. С 1695 г. он благодаря широкой пробивке новых артерий расширился в сторону Борго-ди-Кьяйа. Последний, лежащий на втором неаполитанском заливе (первый — это Маринелла), использовал на благо одним лишь богачам данное в 1717 г. разрешение строить за пределами городских стен; это разрешение и затронуло почти исключительно богатых.

Что же до бедноты, то ее район начинался на просторном Ларго-дель-Кастелло, где происходили шутовские потасовки из-за бесплатных раздач продовольствия, и тянулся вплоть до Меркато (Рынка), бывшего владением бедняков и лежавшего перед равниной Палуди, которая начинается за городскими укреплениями. Бедняки были там до того скученны, что их жизнь вылезала, выплескивалась на улицу: как и сегодня, там сушилось белье на веревках, протянутых через улицу от окна к окну. «Большая часть нищих не имеет крова, на ночь они находят приют в каких-нибудь пещерах или конюшнях, в разрушенных домах или в ночлежках, которые, пожалуй, не лучше и хозяева которых, предоставляя в виде всей обстановки фонарь и немного соломы, за один грано [мелкая неаполитанская монета] или за чуть большую сумму впускают их на ночь… Их видишь там, — продолжает князь Стронголи (1783 г.), — спящими вповалку, подобно грязным животным, без различия возраста и пола. Можно себе представить все мерзости, какие из сего воспоследуют, и прекрасных отпрысков, зачатых там» {1527} . Эти бедняки, эта предельная нищета в лохмотьях, составляли к концу XVIII столетия самое малое 100 тыс. человек. «Они буквально кишат там, не имея семей, с государством их не связывает ничто, кроме виселицы, а живут они так беспорядочно, что один только бог мог бы в них разобраться» {1528} . Во время долгого голода 1763–1764 гг. люди умирали прямо на улицах.

Беда заключалась в их слишком большой численности. Неаполь притягивал бедняков, но прокормить их всех не мог. Они здесь перебивались, да и то с трудом! Рядом с ними кое-как прозябали и полуголодные ремесленники, малочисленная мелкая буржуазия. Великий Джамбаттиста Вико (1668–1744 гг.), один из последних всеохватывающих умов Запада, способный рассуждать de ormi re scibili ( обо всех познаваемых вещах ), получал, как профессор Неаполитанского университета, 100 дукатов в год и мог жить, только давая многочисленные частные уроки, осужденный «ходить вверх и вниз по чужим лестницам» {1529} .

А над этой массой всего лишенных людей вообразим себе «суперобщество» придворных, крупных земельных собственников, прелатов, чиновников-казнокрадов, судей, адвокатов, сутяг… В квартале юристов находилась одна из самых гнусных точек города — Кастель Капуаро, где заседала Vicaria , своего рода парламент Неаполя, где правосудие продавалось и покупалось и «где карману и кошельку угрожали [бесчисленные] жулики». Как же получается, спрашивал себя чересчур благоразумный француз, что вся социальная постройка еще держится, притом что она «обременена чрезмерным населением, многочисленными нищими, несусветным количеством прислуги, значительным черным и белым духовенством, воинством в 20 тыс. человек, [целым] народом знати и армией в 30 тыс. судейских»? {1530}

А ведь система держалась, как держалась она всегда, как держалась в других странах, и с небольшими затратами. Прежде всего, не все эти избранные имели такие уж доходные теплые местечки. Было бы немного денег — и ты оказывался в числе знати. «Мясник, чьими услугами мы пользуемся, с тех пор как он сделался герцогом (читай: купил себе аристократический титул), торгует только руками своих приказчиков» {1531} . Но вы не обязаны лишний раз верить на слово президенту де Броссу. Главным было то, что благодаря государственной власти, благодаря церкви, благодаря знати и купечеству этот город притягивал к себе весь избыточный продукт Неаполитанского королевства, располагавшего множеством крестьян, пастухов, моряков, горняков, ремесленников и погонщиков, работавших не покладая рук. Город всегда кормился за счет такого внешнего по отношению к нему труда со времен Фридриха II, Анжуйской династии, испанцев. Церковь, против которой историк Джанноне написал в 1723 г. свой объемистый памфлет «Гражданская история королевства Неаполитанского» ( «Istoria civile del Regno di Napoli» ), владела самое малое двумя третями земель королевства, аристократия — двумя девятыми. Вот что восстанавливало баланс Неаполя. Правда, «деревенскому люду более низкого состояния» ( «gente piu bassa di campagna» ) оставалась всего одна девятая {1532} .

Когда в 1785 г. король Неаполитанский Фердинанд и его супруга Мария-Каролина нанесли визит великому герцогу Тосканскому Леопольду (в Тоскану эпохи Просвещения), злосчастный неаполитанский король, бывший более ладзароне , бездельником, нежели просвещенным государем, раздражался из-за уроков, которые ему преподносили, и реформ, которые ему расхваливали. В один прекрасный день он заявил своему шурину великому герцогу Леопольду: «Право же, не могу понять, зачем нужна тебе вся твоя наука: ты без конца читаешь, твой народ поступает, как ты, и, однако, твои города, твоя столица, твой двор — все здесь выглядит печальным и мрачным. А я ничего не знаю, и все-таки мой народ — самый веселый из всех народов» {1533} . Но Неаполь, старинная столица-то было королевство Неаполитанское плюс Сицилия. По сравнению с ним Тоскана была пятачком, который мог бы поместиться в горсти.

«Nobilis Neapolitana» — знатная неаполитанка не видна за занавесками своего портшеза (1594 г.). ( Фото Национальной библиотеки .)

Санкт-Петербург, новый город, выросший по воле царя, прекраснейшим образом демонстрирует почти чудовищные структурные аномалии и неуравновешенность таких больших городов начала современной эпохи. У нас есть то преимущество, что мы располагаем для 1790 г. хорошим путеводителем по городу и его окрестностям, посвященным его автором, немцем Иоганном Готлибом Георги, царице Екатерине II {1534} . Нам будет достаточно его перелистать.