Фернан Бродель - Игры обмена

Альмосхоф. Две картины неизвестного мастера из нюрнбергского музея иллюстрируют нам распространение загородных домов в XVII в. На первой мы видим, каким было это имение в XVI в.;на второй (на соседней странице) — каким оно стало в XVII в. в тех же стенах. Фото Строительного управления ( Hochbauamt ).

домом управителя или сторожа; остальная его часть, снесенная до половины высоты, образовала террасу. Новое жилище — огромное, с декоративными колоколенками — приобрело облик замка.

Они имели возможность делать под них займы, увеличивать благодаря им свой кредит, а доходы, какие эти земли приносили, были немалыми 83 83 Soly Н. The “Betrayal” of the Sixteenth Century Bougeoisie: A Myth? Some Considerations of the Behaviour Pattern of the Merchants of Antwerp in the Sixteenth Century.— “Acta Historiae Neederlandicae”, voi. VIII, p. 31—39. .

С учетом сказанного городская собственность в деревне (и в первую очередь буржуазная), каково бы ни было ее происхождение, не была в силу самого своего городского характера ( ipso facto ) капиталистической. Тем более, что очень часто, а начиная с XVI в. все больше и больше, она не эксплуатировалась своим собственником непосредственно. То, что при случае последний мог бы быть подлинным капиталистом, несомненным денежным воротилой, ничего в этом деле не меняло. Фуггеры, богатейшие аугсбургские купцы, к концу своего взлета умножили число закупок дворянских владений и княжеств в Швабии и Франконии. Они, естественно, ими управляли в соответствии с добрыми бухгалтерскими принципами, но не меняли тем не менее их структуру. Сеньерии Фуггеров оставались сеньериальными владениями с их старыми повинностями, а их крестьяне — чиншевиками 84 84 Mandrou R. Les Fugger, propriétaires fonciers en Souabe, 1560—1618. 1969. . Точно так же итальянские купцы в Лионе или генуэзские деловые люди в Неаполе, купившие вместе с имением дворянские титулы, не сделались предпринимателями на земле.

Капитализму, однако, случалось захватывать землю и прекраснейшим образом подчинять ее своему порядку, перестраивать ее сверху донизу. Мы вскоре рассмотрим примеры капиталистического земледелия. Они многочисленны — одни спорны, другие бесспорны, — но перед лицом примеров управления и устройства земель, остававшихся традиционными, составляли меньшинство — настолько, что по меньшей мере до XVIII в. они были почти исключением, которое подтверждало правило.

Деревни Запада были одновременно сеньериальными и крестьянскими. Как же тогда могли бы они быть податливыми? Сеньериальный порядок повсюду находился на ущербе. Но ведь для того, чтобы капиталистическая система хозяйствования и экономического расчета утвердилась в эксплуатации земли, требовались многочисленные предварительные условия: чтобы сеньериальный порядок был если и не отменен, то по меньшей мере отодвинут на второй план или видоизменен (порой изнутри — тогда в роли капиталиста выступали либо сам сеньер, либо же разбогатевший крестьянин, «деревенский петух»); чтобы крестьянские вольности были если и не упразднены, то, по крайности, обойдены и ограничены (в этом заключался важнейший вопрос об общинных угодьях); чтобы предприятие вовлечено было в мощную сеть обменов широкого радиуса — в экспорт зерна, в торговлю шерстью, пастелью *CD *CD Пастель — растение семейства крестоцветных, листья которого использовались для получения синего красителя.— Прим. перев. 85 85 Caster G. Le Commerce du pastel et de l'épicerie à Toulouse, 1450—1561. 1962. , мареной, вином, сахаром; чтобы налажено было «рациональное» хозяйствование, руководствовавшееся продуманной политикой доходности и усовершенствования; чтобы капиталовложениями и помещением основных капиталов руководила проверенная техника [финансирования] и, наконец, чтобы в основе [всего этого] имелся наемный пролетариат.

Если не все эти требования были выполнены, то предприятие могло находиться на капиталистическом пути, но оно не было капиталистическим. А ведь многочисленные эти условия, негативные или позитивные, осуществить было трудно. Почему же так бывало в девяти случаях из десяти? Вне всякого сомнения потому, что в деревни горожане внедрялись отнюдь не по одному своему желанию; потому что сеньериальная надстройка была живой, сопротивляющейся реальностью; а главное — потому что крестьянский мир с удовольствием ставил препятствия инновациям.

В 1816 г. французский консул наблюдал состояние «ужасающей заброшенности и нищеты» в Сардинии, расположенной, однако, «в центре европейской цивилизации» 86 86 A. N., B 111 , 406, пространный доклад от 23 января 1816 г. . Главное противодействие «просвещенным» усилиям исходило от мира отсталых крестьян, подвергавшихся тройной эксплуатации — со стороны государства, церкви и «феодального порядка» ( féodalité ), — от «диких» крестьян, которые «стерегут свои стада или пашут свои поля с кинжалом на боку и с ружьем на плече», поглощенные раздорами между семьями и кланами. В этот архаичный мир ничто не проникало с легкостью, даже культура картофеля, которая была с успехом испробована, но «отнюдь не вошла во всеобщее употребление», невзирая на полезность «сего корня на случай голода».

Наш консул замечает: «Опыты с картофелем были освистаны и сделались посмешищем; попытки разведения сахарного тростника, [которые предпринял увлекавшийся агрономией знатный сардинец], оказались предметом зависти, и невежество или злоба покарали их как преступление; работники, доставленные с большими затратами, были убиты один за другим». Некий проезжий марселец восхищался апельсиновыми рощами Ольястры с деревьями, «полными силы и здоровья, коих плоды, опадая, создают плотный ковер — жители же сей местности… из того не извлекают ни малейшей пользы». Вместе с несколькими соотечественниками марселец устроил винокурню и проработал на ней целый сезон. Увы, когда на следующий год артель, возвратившаяся на межсезонье во Францию, вернулась к месту работы, мастерские были разорены, орудия и инвентарь разворованы. Пришлось все забросить.

Несомненно, существовало и крестьянство, подчинявшееся иным способам воздействия, более открытое. Мы выбрали крайний пример — Сардинию, она и сегодня еще отсталая страна. Но генуэзский купец из семейства Спинелли, ставший в королевстве Неаполитанском сеньером Кастровиллани, тоже восстановил против себя всю деревенскую общину ( università ), когда ему пришло в голову по своему усмотрению распорядиться было доставкой и пребыванием в данной местности bracciali — временных работников, которых в этих местах именовали fatigatori . И именно за деревенской общиной осталось последнее слово! Не требуйте от fatigatori слишком многого, объяснили сеньеру, это отбило бы у них охоту приходить работать на наши виноградники, как обычно 87 87 Galasso G. Economia e società nella Calabria del Cinquecento, p. 78. .