Фернан Бродель - Игры обмена

Среди всего этого опыта нас интересуют одни только плантации. Они были в гораздо большей степени, чем поместья с «вторичным закрепощением», образованиями капиталистическими по преимуществу. Деньги, кредит, торговля, обмены привязывали их к восточному побережью океана. Все управлялось на

Плантация в провинции Пернамбуку: жилой дом и сахарный завод (водяная мельница, жернова, подвоз гужом тростника, варочные котлы). На заднем плане барский дом (casa grande), а еще дальше — бараки невольников (senzalas). Картуш с карты из книги: Barlaeus С. Rerum per octennium in Brazilia et alibi gestarum… historia. Amsterdam, 1647.

Фото Национальной библиотеки.

расстоянии, a именно из Севильи, Кадиса, Бордо, Нанта, Руана, Амстердама, Бристоля, Ливерпуля, Лондона.

Чтобы создать эти плантации, потребовалось доставить со старого континента все: господ — колонистов, принадлежавших к белой расе, рабочую силу — африканских чернокожих (ибо индеец прибрежных районов не вынес столкновения с пришельцами) и даже самые растения, за исключением табака. Для сахарного тростника понадобилось одновременно с ним ввезти и технику производства сахара, внедренную португальцами на Мадейре и на отдаленных островах Гвинейского залива (Принсипи, Сан-Томе) — до такой степени, что эти островные мирки были как бы пред-Америками, пред-Бразилиями. Во всяком случае, едва ли найдется нечто более показательное, чем неумение французов обходиться с сахарным тростником: они заставляли вымачивать его в воде, получая из него некую разновидность уксуса. И происходило это в заливе Рио-де-Жанейро, куда пригнала французов мечта адмирала Колиньи о величии 153 153 Léry J., de. Histoire d'un voyage faict en la terre de Brésil. P.p. P. Gaffarei, 1880, II, p. 20—21. .

Как раз на побережье бразильского Северо-Востока (Нордэсте) и на юге, на острове Сан-Висенти, были заложены около 1550 г. первые американские поля сахарного тростника со своими мельницами и своими «машинами» — эти энженьос де ассукар ( engenhos de assucar ). Облик этих «сахарных земель» был везде один и тот же: заболоченные низины, поблескивающие водой, транспортные барки на прибрежных реках, скрипящие колесами «повозки, запряженные быками» ( carros de boi ), на проселочных дорогах. И плюс «триада», недавно еще характерная для окрестностей Ресифи или Сан-Салвадора: дом хозяина ( casa grande ), бараки рабов ( senzalas ) и, наконец, мельница для тростника. Хозяин разъезжал верхом, царил в своей семье — семье непомерно разросшейся из-за свободы нравов, которую не смущал цвет кожи его рабынь, — и вершил над своими людьми короткий и окончательный суд и расправу: мы как бы находимся в Лакедемоне или в Риме времен Тарквиниев 154 154 Freyre G. Casa Grande e Senzala, 5 e éd., 1946. .

Так как мы располагаем подробными счетами, скажем сразу же, что сама по себе бразильская сахарная плантация ( энженъо де ассукар ) не была превосходным вложением капитала. Прибыли, подсчитанные с определенной степенью правдоподобия, доходили до 4–5 % 155 155 Mauro F. Le Portugal et l'Atlantique au XVII e siècle. I960, p. 213 sq. . А случались и неудачи. В этом мире на античный манер в рыночную экономику был вовлечен один только хозяин ( senhor de engenho ). Он купил своих невольников, он сделал заем, чтобы построить свою мельницу, он продает свой урожай, а порой и урожай небольших энженьос , живших под его прикрытием. Но сам он зависел от купцов, обосновавшихся в нижнем городе Сан-Салвадора или же в Ресифи, у подножия Олинды — города сеньеров. Через них он связан с лисабонскими негоциантами, которые авансируют его средствами и товарами, как будут это делать негоцианты Бордо или Нанта в отношении плантаторов Сан-Доминго, Мартиники и Гваделупы. Именно европейская коммерция распоряжается производством и сбытом заморских стран.

На Антильские острова культура тростника и сахарная промышленность были, вероятно , перенесены португальскими марранами, изгнанными с бразильского Северо-Востока вслед за уходом голландцев в 1654 г. 156 156 Piffer Canabrava A. A industriado açucar nas ilhas inglesas e francesas do mar das Antilhas (машинописный текст диссертации). São Paulo, 1946, p. 8 sq. Но лишь к 1680 г. сахар достигнет западной части Сан-Доминго, удерживавшейся французами с середины XVII в. (юридически — только после Рисвикского мира 1697 г. *CJ *CJ Рисвикским миром закончилась война Франции с Аугсбургской лигой (коалиция Австрии, Англии, Голландии, Испании, Швеции и немецких княжеств), начавшаяся в 1688 г.— Прим. перев. ).

Габриель Дебьен детально описал одну из плантаций острова, наверняка не из самых лучших, между Леоганом на западе и Порт-о-Пренсом на востоке, на некотором расстоянии от моря, которое было видно с небольшого холма, где располагался главный жилой дом 157 157 Debien G. La sucrerie Galbaud du Fort (1690—1802).— “Notes d'histoire coloniale”, I, 1941. . Никола Гальбо дю Фор вступил во владение этой запущенной сахарной плантацией в 1735 г. Прибыв на место, чтобы вновь привести ее в рабочее состояние, он восстановил постройки, по-новому разместил мельницы и котлы, пополнил число рабов и вновь заложил делянки посадок тростника. Вода поступала из ручья — порой он бывал опасным гостем, но почти пересыхал «в засуху». Жилой дом хозяев не был casa grande : три комнаты, кирпичные стены, беленные известью, тростниковое покрытие, огромная кухня. В двух шагах от дома — склад. Чуть дальше — домик эконома — надсмотрщика и счетовода, чье перо и чьи подсчеты были необходимы для ведения хозяйства; затем — сад, сахарный завод, очистка, мельницы, кузница, винокурня ( guildiverie ) 158 158 Слово guildiverie происходит от слова guildive, т. e. водка, выгоняемая из «сахарных сиропов и из пены первых варок». Тафия, синоним для guildiverie, употреблялось будто бы неграми и индейцами. (По данным словаря Литтре). . Наша плантация не была устроена «по-белому», т. е. она поставляла лишь сахар-сырец, неотбеленный; но она перегоняла в винокурне шлаки (пену) и сиропы. И тафия , сахарная водка, которая там производилась, продавалась на месте, она обеспечивала более быстрые поступления доходов, чем экспорт во Францию. Имелись также «сарай» для двуколок (тележек, на которых перевозили срезанный тростник), колокол, созывавший рабов на молитву, а тем более на работу, кухня, лазарет, бараки невольников (их было больше сотни) и, наконец, делянки- квадраты («квадрат» был немного больше одного гектара), засаженные тростником, и пространство, оставлявшееся для продовольственных культур (батата, бананов, риса, фонио, маниоки, иньяма), культур, разведение которых порой оставлялось невольникам, перепродававшим часть урожая своей же плантации. Быки, мулы и лошади кормились как могли в саванне, окружавшей холмы и служившей возможным резервом земель для новых плантаций.

Во время вторичного пребывания в Леогане в 1762–1767 гг. Никола дю Фор, дабы привести в порядок дела, которые вновь оказались неблестящими, попытался ввести новшества: лучше кормить животных, практиковать интенсивное земледелие с необычно сильным унавоживанием (что само по себе было спорной политикой). Но и противоположная политика была в не меньшей мере открыта для критики: расширение посадок по необходимости означало увеличение численности невольников. А ведь невольники стоили дорого. И более того, когда плантатор оставлял за себя «прокуратора» (доверенное лицо) или же управляющего и последние, что бы ни произошло, получали процент с продукта, они наращивали этот процент, не заботясь об издержках: собственник разорялся, а управляющие в это же время богатели.