С Далин - Китайские мемуары. 1921—1927

Хозяин сампана, одновременно капитан и рулевой, жил здесь постоянно в трюме с женой и пятилетним сынишкой. Шестеро гребцов, по трое на каждое работавшее по винтовому принципу огромное весло, да упомянутый поваренок составляли команду.

Это была маленькая джонка, но Китай имел большой флот парусных джонок, вмещавших иногда по 400 — 500 т и выходивших в прибрежное морское плавание.

Из Ганьчжоу до Цзианя, расположенных друг от друга на расстоянии 150 км, мы плыли пять суток, столько же времени, сколько при переходе такого расстояния пешком. Все время дул встречный ветер, и поэтому невозможно было развернуть паруса. Шли по

Наш сампан

течению только на веслах. Ночью бросали якорь и стояли где-нибудь посреди реки, опасаясь в темноте сесть на мель. Вода в это время была малая. Летом же река здесь настолько многоводна, что в Ганьчжоу заходят маленькие пароходики из Цзианя.

В сампане, кроме команды, нас было четверо: О. Тарханов, Е. Иолк, один китайский товарищ и я. Е. Иолк знал китайский язык, и благодаря этому мы теперь воспринимали окружающее не только глазами, но и ушами. Много путевых заметок делалось при помощи Е. Иолка, который переводил нам не только живую речь, но и собранные в пути документы.

О. Тарханов, который проделал в Китае большую научно-исследовательскую работу, собирал в пути материалы для своих прекрасных «Китайских новелл». Я давно знал его как даровитого человека, но никто не подозревал тогда, что в нем скрывается и талант писателя-новеллиста.

После утомительных переходов мы чувствовали себя в сампанах точно в комфортабельных квартирах. Было тепло и уютно, а главное, можно было пи-

сать и читать, приводить в порядок путевые записки. Много помогал нам ехавший на сампане наньканский коммунист, рассказывавший о своей работе в деревнях.

Китайский коммунист резко выделялся среди окружающих даже по своему внешнему виду, не говоря о манерах и обычаях, которые мало чем отличались от наших. Это был родной нам человек не только по убеждениям, но и по духу. Узелок вещей, пачка книжек— так странствовал он из деревни в деревню, ведя революционную пропаганду, организуя крестьянские союзы, руководя их работой. Он ехал сейчас в Цзианьский уезд, куда его направила партийная организация. Из Нанькана он двинулся пешком, и по просьбе коммунистов Ганьчжоу мы с удовольствием взяли его к себе в сампан. Товарищ этот впервые в жизни видел русских коммунистов и немедленно взялся практически изучать русский язык.

Молодой вдумчивый человек, он резко отличался от той гоминьдановской среды, к которой мы уже достаточно привыкли. Никаких поклонов, накаких церемонных улыбок — деловитость. И такими были они все — китайские коммунисты. Когда мы приходили в гоминьдановские организации и комитеты, можно было по общему облику и манерам присутствовавших безошибочно определить, кто из них коммунист, кто истый гоминьдановец.

Беседуя с нашим попутчиком — низовым провинциальным, к тому же деревенским работником, мы еще раз убедились, каких замечательных людей имела китайская компартия. Это были подлинные товарищи, люди исключительной самоотверженности и аскетизма, большой моральной чистоты и беззаветной преданности делу китайского пролетариата.

Не помню, на второй или на третий день нашего речного путешествия мы приближались к маленькому уездному городу Ваньань. Вдали, на самом высоком месте гористого берега показалась пагода — признак того, что мы подъезжаем к городу.

Вот перед нами уже стены Ваньаня. Приблизившись к ним, мы увидели большую надпись, сделанную огромными черными иероглифами на только что побеленной части стены. Надпись гласила: «Империализм есть капитализм на той стадии развития, когда сложилось господство монополий и финансового капитала, приобрел выдающееся значение вывоз капитала, начался раздел мира международными трестами и закончился раздел всей территории земли крупнейшими капиталистическими странами. Ленин».

В городе в связи с нашим приездом состоялся большой митинг, который закончился пением «Интернационала» и «Молодой гвардии» на китайском языке. А ведь это было не в Шанхае и не в Ханькоу; это было в Ваньане, далеком городке, связанном с внешним миром только протекающей здесь небольшой рекой; это было в Ваньане, который не обозначен на карте, потому что в нем было всего лишь 3 тыс. жителей.

Во всем уезде было 16 тыс. жителей, главным образом крестьян. Земельные отношения здесь были уже иными. Самостоятельных крестьян — 50%, полуарен-даторов — 30% и арендаторов — только 20%. Полу-арендаторы здесь богаче самостоятельных крестьян, которые владеют крошечными участками, в среднем по 4—5 му. Полуарендатор же помимо такого собственного участка арендует еще добавочную землю. В общем, в ваньаньском уезде преобладало мелкое бедняцкое крестьянское хозяйство.

Крупных землевладельцев здесь не было, а богатым считался тот, кто владел 50 му, т. е. в десять раз больше самостоятельного крестьянина. Арендная плата была ниже, чем в других местах,— не более 40% урожая. Земельный налог был установлен в размере примерно 5% стоимости одного урожая (здесь снимается два урожая в год). Помимо него взимался целый ряд других налогов. Так, например, специальный налог в размере 3 фэней с каждого собранного даня риса уплачивался в уезде на содержание минь-туаней.

Широко развито было ростовщичество, которым занимались местные шэньши, бравшие за заем 30% в месяц.

В Ваньане имелись четыре городских купеческих гильдии и одна общеуездная. Гильдии в городе объединяли 400 торговцев. К гоминьдану они относились в первое время безразлично, но потом в связи с ростом крестьянского и рабочего движения стали проявлять политическую активность, поддерживая правые элементы.

В дни нашего пребывания в этом городе было уже три рабочих союза, объединявших 70 человек. Значительная часть рабочих еще входила в старые гильдии. Заработная плата составляла в среднем 10—15 фэней в день.

Имелись здесь и союзы учащихся, объединенные в масштабе всего уезда.

Гоминьдановская уездная организация раньше была небольшой подпольной группой, ставшей легальной с 20 августа 1926 г. За несколько месяцев она успела довести количество своих членов до 700. Торговцев в организации было мало, менее 1%, большинство членов организации — 60% —учителя, учащиеся и служащие, крестьян было 30%, а рабочих— 10%.

Власти здесь остались прежние. Начальник уезда и начальник полиции были в тех же должностях и при Сунь Чуаньфане. Они даже и сейчас не вступили в гоминьдан и препятствовали его работе. Начальник уезда получил кличку «Рисовая корзина» — так в Китае называется человек, который думает исключительно о своем брюхе и кармане. Во главе четырех из шести расположенных в уезде отрядов миньтуаней стояли шэньши. В ваньаньской деревне уже в то время началось крестьянское движение. Крестьянские союзы были организованы в 72 деревнях и объединяли 2600 семей.