Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Этого вполне хватило для того, чтобы «приливная волна» коллапсов покатилась и на Персию. Ее правящий класс пришел в расстройство. Собственный сын Хосрова заточил его и уморил голодом, затем отказался от земель, завоеванных Хосровом, отправил назад реликвии, которые тот захватил, и даже сам принял христианство. Персия погрязла в гражданской войне, на протяжении которой там за пять лет сменилось восемь царей. Тем временем Ираклий был объявлен величайшим из всех великих людей. «Огромная радость и неописуемое счастье охватило всю вселенную» 7, — захлебывался от восторга один из современников. «Давайте все вместе споем херувимскую песнь, — писал другой. — «Слава в вышних Богу, на земле мир и в человецех благоволение» 8.

Бурные повороты фортуны, происходившие на протяжении столетия после 533 года, были предсмертными судорогами древних империй Запада. Не имея новых экономических рубежей, подобных имевшимся у Китая, Хосров мог изменить направление социального развития Запада не в большей мере, нежели это удалось Юстиниану. И чем усерднее старался каждый из этих людей, тем хуже в результате становились дела. Последний из римлян и последний из персов ввергли западный центр в столетие насилия, чумы и экономического спада. Всего десятилетие спустя после того, как Ираклий в 630 году нанес визит в Иерусалим, чтобы вернуть Истинный крест на его законное место, все их триумфы и трагедии перестали иметь какое-либо значение.

Не зная того, Юстиниан и Хосров следовали в своих действиях очень древним шаблонам. Их стремление контролировать центр привело к его дестабилизации и в очередной раз привлекло в его пределы народы с периферии. Хосров привел аваров к Константинополю, Ираклий — тюрок в Месопотамию, и обе империи нанимали арабские племена охранять свои границы со стороны пустынь, поскольку это было дешевле, нежели платить своим собственным гарнизонам. Те же самые соображения, которые некогда привели к германизации пограничных земель Рима и сюннизации пограничных земель Китая, теперь приводили к арабизации общего пограничья Византии и Персии, и на протяжении VI века связи обеих империй с Аравией становились все более и более тесными. Каждая из них создавала зависимые арабские царства. Персия включила в свою империю Южную Аравию, и поэтому, дабы это уравновесить, эфиопские союзники Византии вторглись в Йемен. Аравия была вовлечена в состав центра. Арабы создавали свои собственные царства в пустыне, строили города-оазисы вдоль торговых путей и обращались в христианство.

Великие персидско-византийские войны потрясали эту арабскую периферию, и, когда эти империи распадались, сильные фигуры среди арабов сражались между собой за их руины. В Западной Аравии Мекка и Медина (рис. 7.6) на протяжении 620-х годов воевали за торговые пути. Их военные отряды рассеивались по пустыне, чтобы найти союзников, и устраивали засады для караванов друг друга. В этой игре старые имперские границы значили мало, и к тому времени, когда лидер Медины в 630 году одержал верх над Меккой, его налетчики уже сражались в Палестине. Там арабы, лояльные Медине, сталкивались с арабами, лояльными Мекке, в то время как другие арабы, оплачиваемые Константинополем, воевали и с теми и с другими.

Большая часть этого могла бы показаться знакомой, скажем, какому-нибудь члену арамейского племени, орудовавшему на той же самой пустынной периферии в прошлом, когда после 1200-х годов до н. э. пережили коллапс Египетская и Вавилонская империи. Это было попросту то, что случалось на границах, когда государства разваливались. Но одно не показалось бы знакомым этому арамею. Это был лидер Медины — некто Мухаммед ибн Абдулла.

Около 610 года, когда Персия начала свою породившую катаклизмы войну с Византией, у Мухаммеда было видение. Ему явился архангел Гавриил и повелел ему: «Читай!» Мухаммед — что можно понять — был взволнован и настаивал, что он — не чтец, но Гавриил еще дважды приказал ему это сделать. Затем неожиданно Мухаммеду пришли слова:

Читай! Во имя Господа твоего, который создал, сотворил человека из сгустков крови.

Читай! Твой Господь Наищедрый, который пером научил человека тому, чего он не знал 9.

Мухаммед подумал, что он, должно быть, сошел с ума или же им овладели демоны, но его жена убедила его считать иначе. На протяжении следующих двадцати двух лет Гавриил возвращался вновь и вновь, из-за чего Мухаммеда пробирали дрожь и пот и он впадал в беспамятство, а из губ пророка помимо его воли изливались слова Бога. И что за слова это были! Их красота, как утверждает традиция, заставляла людей обратиться [в эту новую веру] в тот же самый миг, как только они слышали их. «Мое сердце ослабло, и я заплакал, — говорил Умар, один из самых важных новообращенных. — Ислам вошел в меня» 10.

Ислам — покорность воле Бога — во многом был классической религией второй волны «Осевого времени». Его основатель происходил с периферии элиты (он был незначительной фигурой в одном из недавно разбогатевших торговых кланов) и с периферии империи. Он ничего не записывал (Коран — в переводе «чтение вслух», «назидание» — был составлен лишь после его смерти); он верил, что Бог непознаваем; и он основывался на более ранней мысли «Осевого времени». Мухаммед проповедовал справедливость, равенство перед Богом и сострадание к слабым. Все это было у него общим с более ранними мыслителями «Осевого времени». Но с другой стороны, он был совершенно новым созданием — воином «Осевого времени».

В отличие от буддизма, конфуцианства или христианства ислам возник на окраине переживавших коллапс империй и достигал зрелости в обстановке постоянных боевых действий. Ислам не был религией насилия (Коран куда менее кровав, нежели еврейская Библия), но мусульмане не могли остаться в стороне от военных действий. «Сражайтесь во имя Аллаха с теми, кто сражаются с вами, — сказал Мухаммед, — но не нападайте на них первыми. Бог не любит агрессоров» 11. Или как сформулировал это американский мусульманин Малькольм Икс в XX столетии: «Будь мирным, будь вежливым, соблюдай закон, уважай всех, но, если кто-то поднимет на тебя свою руку, отправь его на кладбище» 12. При распространении религии не было места принуждению, однако мусульмане (покорные Богу) были обязаны защищать свою веру всякий раз, когда она подвергалась угрозам. А такие угрозы, вероятно, должны были возникать довольно часто, — так как мусульмане одновременно с распространением своего Слова также пытались проложить себе путь, в том числе и посредством грабежей, в пределы переживавших коллапс империй.