Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Но этого не случилось, как очень ясно видно на рис. 7.1. Хотя к 700 году оба центра были вновь объединены — по большей части — и между VIII и X веками оба они благоденствовали или страдали вследствие довольно схожих перипетий политической фортуны, однако уровень социального развития Востока продолжал расти быстрее, нежели уровень социального развития Запада.

Оба вновь объединенных центра оказались политически слабыми. Их правителям пришлось заново учиться тому, что было хорошо известно династии Хань и римлянам, — а именно что империи управляются посредством мошенничества и компромиссов. Однако и династия Суй в Китае, и арабы не особенно хорошо преуспевали в этом. Династии Суй, как и династии Хань, приходилось беспокоиться насчет кочевников (теперь это были тюрки [129] Дальние родственники тех тюрок на другом конце «степной магистрали», которых Ираклий в 620-х гг. нанимал для вторжения в Месопотамию. вместо сюнну). Однако из-за роста восточного центра им надо было беспокоиться также и по поводу угроз со стороны вновь образовавшихся государств. Когда государство Когурё (на территории нынешней Кореи) начало секретные переговоры с тюрками о сотрудничестве в набегах на Китай, император Суй решил, что ему необходимо действовать. В 612 году он отправил огромную армию против Когурё, но плохая погода, еще более плохая логистика и ужасное руководство войсками привели к ее гибели. В 613 году он отправил еще одну армию, а в 614-м — третью. Но когда он собирал четвертую армию, то мятежи, направленные против его запросов, развалили его империю на части.

Некоторое время было похоже на то, что всадники апокалипсиса опять вырвались на волю. Военачальники разделили Китай. Тюркские вожди натравливали их друг против друга и вволю грабили. Распространялись голод и болезни. Одна эпидемия пришла через степи, другая, более зловещая — нечто вроде бубонной чумы, — прибыла морем. Однако бывает достаточно всего лишь одного заваливающего дело идиота, чтобы вызвать кризис; так и хорошего руководства может оказаться достаточно, чтобы прекратить его. Один из китайских военачальников, Тан-гун, уговорил главных тюркских вождей поддержать его против других китайских военачальников, и к тому времени, когда тюрки поняли свою ошибку, он уже провозгласил себя правителем новой династии — Тан. В 630 году его сын, воспользовавшись гражданской войной у тюрок, расширил границы китайского правления дальше в степи, нежели это когда-либо бывало в прошлом (рис. 7.2б). Был восстановлен государственный контроль; масштабные перемещения населения, голод и эпидемии утихли. И благодаря росту уровня социального развития дело шло к тому, что вновь будет восстановлен мир в том виде, который был при императрице У.

Еще больше, нежели во времена династии Хань, династия Тан стремилась твердой рукой поддерживать единство центра. Но люди таковы, какие они есть, и твердая рука не всегда оказывалась в наличии. И фактически империю Тан погубила самая человеческая из эмоций — любовь. По словам великого поэта Бо (Бай) Цзюйи, император Сюань-цзун оказался «увлечен красотой, которая смогла потрясти империю». В 740 году он безумно влюбился в Ян Гуйфэй [130] Гуйфэй на самом деле означает «супруга». Собственное имя Ян было Юйхуань. Но наименование Гуйфэй закрепилось. , жену своего сына, и сделал ее своей наложницей. Эта история кажется столь же подозрительной, что и история о любви между царем Ю-ваном и женщиной-змеей Бао Сы, которая, как считается, привела к краху династию Западную Чжоу за пятнадцать столетий до этого. Как бы то ни было, традиция утверждает, что Сюань-цзун был готов сделать все, что угодно, чтобы доставить удовольствие Ян Гуйфэй. Одной из его светлых идей было осыпать почестями ее фаворитов, в том числе и тюркского военачальника по имени Ань Лушань, воевавшего на стороне китайцев. Проигнорировав обычные предосторожности в отношении вооруженных сил, император допустил, чтобы Ань Лушань сосредоточил в своих руках контроль над огромными армиями.

Учитывая сложные дворцовые интриги, было неизбежно, что рано или поздно Ань потеряет расположение при дворе, и, когда это произошло в 755 году, он совершил очевидный шаг — обратил свои огромные армии против Чанъаня. Сюань-цзун и Ян бежали, но сопровождавшие их солдаты, обвинив Ян виновницей этой гражданской войны, потребовали ее смерти. Сюань-цзун, рыдающий в отчаянии из-за невозможности вырвать свою любовь из рук солдат, приказал своему главному евнуху задушить ее. «Шпильки для волос, сделанные из цветов, упали на землю, и никто их не поднял», — написал Бо (Бай) Цзюйи.

Император не мог ее спасти и лишь закрыл свое лицо руками.

А позже, когда он обернулся посмотреть, на месте крови и слез

Лежала только желтая пыль, принесенная туда холодным ветром.

Согласно легенде, Сюань-цзун нанял провидца, который отыскал дух Ян на волшебном острове. В поэме Бо (Бай) Цзюйи приводятся слова, которые душа Ян поведала императору: «Нашим душам надлежит быть вместе. Где-нибудь, когда-нибудь, на земле или на небесах, — мы обязательно снова встретимся» 15.

Тем временем, однако, сын Сюань-цзуна разгромил мятеж. Но то, как он это сделал, — а именно предоставил другим военным губернаторам столь же обширные полномочия, что и Ань Лушаню, и пригласил тюрок из степей, — создало условия для будущих катастроф. Границы рухнули, налоговые поступления сократились, и на протяжении ряда поколений империя пребывала в нестабильности: в ней то восстанавливался порядок, то опять происходили восстания, вторжения и мятежи. В 907 году один из военачальников положил конец несчастьям династии Тан, убив императора-подростка, и на протяжении следующих пятидесяти лет в Северном Китае доминировало одно крупное царство, в то время как на юге властвовало от восьми до десяти государств меньших размеров.

Сюань-цзун сделал явной фундаментальную политическую проблему Китая: у сильных императоров было слишком много власти, и они могли отвергать иные учреждения. Если императоры были умелыми, это было отлично. Однако случайности в распределении талантов и разного рода возникающие трудности означали, что раньше или позже, но катастрофа оказывалась фактически неизбежной.

Проблема западного центра в каком-то смысле была противоположной: там руководство было слишком слабым. У огромной арабской империи не было императора. Мухаммед был пророком, а не царем, и люди следовали за ним, поскольку были уверены, что он знает, чего хочет Бог. Когда он умер в 632 году, не было очевидных оснований последовать за кем-то еще, и арабский союз, созданный Мухаммедом, оказался близок к распаду. Чтобы не допустить этого, несколько его друзей заседали всю ночь и выбрали из своих рядов одного халифа (довольно двусмысленное слово, означающее одновременно и «представителя» (Бога), и «преемника» (Мухаммеда). Впрочем, единственным основанием для притязаний халифа на руководство являлась его близость к покойному пророку.