Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Экзамены привели к беспрецедентной социальной мобильности среди образованной элиты. Некоторые историки говорят даже о подъеме некоего рода «протофеминизма», — по мере того как эта новая открытость распространялась и на отношения полов. Правда, нам не следует преувеличивать эту тенденцию. Рекомендации женщинам в «Наставлениях деда своей семье» — одной из самых широко распространенных книг VIII века из числа дошедших до нас — никого не шокировали бы и тысячей лет ранее.

Жена служит своему мужу

Также, как она служила своему отцу.

Ее голос не должен быть слышным,

А ее тело или тень тела не должны быть видны.

Она не должна разговаривать

Ни с отцом своего мужа, ни с его старшими братьями 3 .

С другой стороны, новые правила в отношении природных способностей и либеральные (во всяком случае, по сравнению с конфуцианскими идеями) установки буддизма в отношении способностей женщин дали самым богатым женщинам возможность игнорировать инструкции дедов. Возьмем, к примеру, У Цзэтянь, которая сначала была монахиней, а затем, в тринадцатилетнем возрасте, попала в гарем императора Тайцзуна в качестве наложницы, а позднее стала младшей женой его сына. (После смерти Тайцзуна в 649 году она, по обычаю того времени, была отправлена монахиней в буддийскую обитель, чтобы кончить свои дни с обритой головой. Однако и в монастыре У не прерывала связи с сыном и наследником Тайцзуна, императором Гаоцзуном. В конце концов Гаоцзун увез ее из монастыря в свой гарем, после чего она и стала его младшей женой.) У умело манипулировала своим легкомысленным мужем и, как говорили, правила «из-за бамбуковой ширмы». А когда ее муж, очень кстати, умер в 683 году, У якобы отравила законного наследника, а затем сместила двух своих собственных сыновей (одного после шести недель, а другого после шести лет правления). В 690 году У отодвинула в сторону бамбуковую ширму и стала единственной женщиной, которая когда-либо сидела на китайском троне законным образом.

Некоторым образом, У была первой протофеминисткой. Она учредила исследовательское учреждение, задачей которого было написание «Сборника биографий известных женщин», и скандализировала консерваторов, когда сама возглавила процессию женщин к горе Тай, чтобы совершить там самый священный ритуал Китая — жертвоприношение небесам. Впрочем, ее сестринское отношение к женщинам имело свои пределы: в то время, когда У маневрировала, прокладывая себе путь наверх, старшая жена ее мужа и его любимая наложница однажды стали для нее угрозой. У (опять-таки якобы) задушила своего собственного ребенка, свалила это на своих соперниц, а затем наказала их. Им отрубили руки и ноги, а затем утопили их в бочонке с вином.

Буддизм У был столь же противоречивым, как и ее протофеминизм. Она была, несомненно, набожной, и однажды запретила мясные лавки, а в другой раз сама отправилась за границы города Чанъань, чтобы встретить одного монаха, вернувшегося из Индии, где он собирал священные тексты. Однако в то же самое время она беззастенчиво эксплуатировала религию в политических целях. В 685 году еще один монах — ее любовник — «нашел» текст под названием Сутра Великого Облака, где предсказывалось возвышение некоей женщины, столь достойной, что она станет владычицей мира. У приняла титул Майтрея (грядущего Будды) Несравненная. Согласно легенде, лицо у прекрасной статуи Будды Майтрея в городе Лунмэнь (рис. 7.3) напоминает лицо У Цзэтянь.

У императрицы У были столь же сложные отношения и с государственными чиновниками. Она была поборницей экзаменов для поступающих на государственную службу, отдавая им предпочтение перед семейными связями. Однако конфуцианские ученые — «благородные мужи», чье доминирование семейные связи гарантировали, страстно ненавидели свою женщину-правительницу, и ее ответные чувства были такими же. У проводила чистки среди ученых, которые отплатили ей тем, что в написанной ими официальной истории страны сделали ее образцом того, как было плохо и неправильно, когда на самом верху находилась женщина.

Но даже они не могли замолчать блеск ее правления. Она располагала миллионной армией, а также ресурсами, позволявшими отправлять ее далеко в глубь степей. Эта армия — похожая скорее на римскую, нежели на ханьскую, — набиралась по большей части в самой империи, а офицеры ее были из знати. Она могла внушать страх внутренним соперникам, но при этом тщательно разработанные меры предосторожности обеспечивали сохранение лояльности ее командиров. Любого офицера, который перемещал даже десять человек без разрешения, ожидал год тюрьмы. А тот, кто перемещал без разрешения полк, рисковал быть удушенным.

Армия распространила владычество Китая в северо-восточном и юго-восточном направлениях, а также в Центральной Азии дальше, нежели когда-либо ранее, и даже совершила в 648 году интервенцию в Северную Индию. А «мягкое» влияние Китая распространялось еще шире. Во II—V веках Индия по своей притягательности в качестве центра культуры затмевала Китай. Индийские миссионеры и торговцы распространяли буддизм вдаль и вширь, а элита вновь образующихся государств в Юго-Восточной Азии заимствовала индийскую одежду и письменность, равно как и религию. Впрочем, к VII веку начало также ощущаться и китайское влияние. В Юго-Восточной Азии развивалась своеобразная индокитайская цивилизация. Китайские школы буддизма оказывали обратное влияние на мысль в Индии, а правящие классы формирующихся государств Кореи и Японии заимствовали свой буддизм целиком из Китая. Они копировали у китайцев одежду, планировку городов, кодексы законов и письменность. Кроме того, чтобы подкрепить свою власть, они провозглашали, что правят с одобрения правителей Китая и происходят от них.

Отчасти притягательность китайской культуры объяснялась ее открытостью иностранным идеям и способностью смешивать их в нечто новое. Многие из самых могущественных людей в мире императрицы У могли проследить свое происхождение от степных кочевников, которые некогда мигрировали в Китай, и они поддерживали свои связи со «степной магистралью», связывавшей Восток и Запад. Танцоры и лютни из Внутренней Азии были в моде в Чанъане, где модницы носили персидские платья с туго зашнурованным корсажем, плиссированные юбки и огромные, измеряемые ярдами [ярд — 91,4 см] вуали. Истинные законодатели моды в качестве привратников использовали только «дьявольских рабов» из Восточной Африки. «Если они не умрут, — холодно замечал один из их владельцев, — то их можно держать у себя, и если их держать долгое время, то тогда они начинают понимать язык человеческих существ, хотя сами говорить на нем не могут» 4.