Иэн Моррис - Почему властвует Запад... по крайней мере, пока еще

Платон, один из последователей Сократа, разработал две версии сократовской модели хорошего общества: «Республику» — достаточно идеалистическую для любого конфуцианца и «Законы» — достаточно авторитарную, чтобы согреть сердце правителю области Шан. Аристотель (один из учеников Платона) также охватил в своих работах столь же широкий диапазон — от гуманистической «Этики» до холодно-аналитической «Политики». Некоторые из мыслителей V столетия до н. э., известные как софисты, могли бы сравниться с даосами в том, что касается релятивизма, точно так же как визионеры Парменид и Эмпедокл могли бы сравниться с даосами в их мистицизме. А Протагор был таким же защитником простого человека, что и Мо-цзы.

Во введении к этой книге я рассказывал еще об одной из теорий «давней предопределенности», согласно которой Запад властвует сегодня не потому, что древние греки изобрели демократию как таковую, а потому, что они сотворили уникальную рациональную, динамичную культуру, в то время как Древний Китай был обскурантистским и консервативным [106] Некоторые историки-интеллектуалы и многие приверженцы нью-эйдж поставили все это с ног на голову. Придерживаясь идеи о наличии различий между Востоком и Западом, они при этом утверждают, что мысль Востока и Южной Азии освобождает человеческий дух, в то время как абстракция Запада надела на него смирительную рубашку. . Я полагаю, что эта теория также ошибочна. Она изображает мысль Востока, Запада и Южной Азии в карикатурном виде и игнорирует ее внутреннее разнообразие. Мысль Востока могла быть столь же рациональной, либеральной, реалистической и циничной, как и мысль Запада. Мысль Запада могла быть столь же мистической, авторитарной, релятивистской и темной, как и мысль Востока. Реальное единство мысли «Осевого времени» — это единство в разнообразии. При всех различиях мысли Востока, Запада и Южной Азии диапазон идей, аргументов и конфликтов был замечательно похожим в каждом регионе. В «Осевое время» у мыслителей была одна и та же основа для дебатов, невзирая на то, где они жили, — в долине Хуанхэ, на равнине Ганга или в городах Восточного Средиземноморья.

Реальный разрыв с прошлым заключался в форме этой интеллектуальной основы в целом, а не какой-то ее отдельной особенности (вроде греческой философии) в ее рамках. В 1300 году до н. э., когда показатель социального развития Запада впервые приблизился к 24 баллам, никто не выдвигал аргументов, свойственных «Осевому времени». Ближайшим кандидатом на эту роль был Эхнатон, фараон Египта в период между 1364 и 1347 годами до н. э., который отбросил традиционных богов и вместо них установил троицу в составе себя, своей жены Нефертити и солнечного диска — Атона. Он построил новый город, полный храмов, посвященных Атону, слагал гимны и продвигал очень странный стиль в искусстве.

Уже сто лет, как египтологи спорят по поводу того, что именно делал Эхнатон. Некоторые полагают, что он пытался изобрести монотеизм. Это впечатляет не менее, чем обоснование Зигмундом Фрейдом того, что Моисей украл данное понятие у Эхнатона, когда евреи находились в Египте. Несомненно, между Великим гимном Атону, написанным Эхнатоном, и псалмом 104 — гимном Богу-Творцу — в еврейской Библии имеются поразительные параллели. Однако религиозная революция Эхнатона была чем угодно, но не явлением «Осевого времени». В ней не было места для личной трансцендентности. Фактически Эхнатон вообще запретил простым смертным поклоняться Атону, сделав фараона в еще большей степени, нежели он был до этого, соединяющим звеном между этим миром и миром божественным.

Если уж на то пошло, Эхнатон иллюстрирует, насколько трудно осуществлять крупные интеллектуальные перемены в обществах, где прочно заняли свое место боги-цари. Его новая религия не завоевала себе последователей, и, как только Эхнатон умер, старые боги были возвращены. Храмы Эхнатона были разрушены, а его революция была забыта до тех пор, пока археологи не раскопали его город в 1891 году.

Так не является ли мысль «Осевого времени» тем секретным ингредиентом, из-за которого рис. 5.1 выглядит столь скучным? Действительно ли Конфуций, Сократ и Будда провели [свои] общества через некий интеллектуальный барьер, когда в середине I тысячелетия до н. э. уровень социального развития достиг 24 баллов, а вот отсутствие таких гениев во II тысячелетии до н. э. блокировало социальное развитие?

Вероятно, нет. Во-первых, против данного предположения оказывается хронология. На Западе Ассирия стала «дорогостоящим» государством и преодолела отметку в 24 балла в VIII веке до н. э. Однако в западной мысли сложно выявить сколь-нибудь многое, особенно примечательное для «Осевого времени» ранее Сократа (то есть на три столетия позже). Чуть больше шансов для этого было на Востоке, где государства Цинь, Чу, Ци и Цзинь достигли уровня в 24 балла около 500 года до н. э., — как раз тогда, когда Конфуций был особенно деятельным. Однако основная волна мысли «Осевого времени» на Востоке пришла позже, в IV и III столетиях до н. э. И если специалисты по Южной Азии правы, передатировав время жизни Будды концом V столетия до н. э., то образование дорогостоящего государства также и здесь, по-видимому, предшествовало возникновению мысли «Осевого времени».

Во-вторых, география также оказывается против данного предположения. Наиболее важные мыслители «Осевого времени» происходили из маленьких окраинных обществ — таких, как Греция, Израиль, родное государство Будды Сакья или родное государство Конфуция Лу. Трудно понять, каким образом трансцендентный прорыв в «политических болотах» повлиял на социальное развитие в великих державах.

И наконец, против данного предположения оказывается логика. Мысль «Осевого времени» была реакцией против «дорогостоящего» государства. В лучшем случае она была индифферентной по отношению к великим царям и их чиновникам. Зачастую она была откровенно враждебной их власти. Я подозреваю, что реальный вклад мысли «Осевого времени» в повышение социального развития наступил позднее на протяжении I тысячелетия до н. э., когда все великие государства научились ее «приручать» и заставили ее работать на них. На Востоке династия Хань выхолостила конфуцианство до такой степени, что оно стало официальной идеологией, служа руководством для лояльного класса чиновников. В Индии великий царь Ашока, — по-видимому, искренне придя в ужас от своих собственных жестоких завоеваний, — около 257 года до н. э. перешел в буддизм, однако каким-то образом сумел не отказаться после этого от войн. А на Западе римляне, нейтрализовав сначала греческую философию, затем обратили христианство в опору для своей империи.