Людмила Фойгт - Женщины Кузнецкстроя [Воспоминания. Документы. Фотографии]

Когда я захотела эти курсы организовать, мне нужно было 10 тысяч. Денег мне никто не давал. Все говорили, что ничего не выйдет. Я разозлилась и сказала: «Не хотите — я буду сама делать!» Созвала всех хозяйственников, говорю: «Ты должен дать 500 рублей, и ты должен дать 500 рублей, и никаких разговоров!». Они меня боялись, потому что я никого не щадила, выступала на всех съездах. Приду, бывало, и скажу: «Давай деньги!» — и все. Ко мне народ хорошо относился. И так я набрала постепенно денег. Брала у торгующих организаций, потом в производственных цехах — где только могла. Одним словом, 10 тысяч я набрала как одну копейку.

Нашли палатки, оборудование. Начали набирать людей на курсы. В лагере было 3 смены. Каждая смена по 300 человек. За три месяца мы пропустили 900 человек. Под Новосибирском есть бор, там мы разбили палатки. В одной части бора стоял женский лагерь, а рядом стоял полк ГПУ. Когда командир полка ГПУ узнал, что рядом строят женский лагерь, он пришел ко мне и говорит: «Что ты делаешь? У нас все красноармейцы перезаразятся». Он думал, что мы устраиваем дом терпимости. Я ему говорю: «Вы не понимаете женщин, вы смотрите на женщин, как на пережиток прошлого, и вы можете идти жаловаться куда хотите, а мы будем делать свое дело.» Он ушел, разругался, сказал, что будет жаловаться. С начальником ГПУ Заковским мы были в хороших отношениях, а командир пошел к нему жаловаться. Заковский меня называл всегда «моя невеста». Он увидел меня как-то и говорит: «Бежанова, ты мой полк хочешь разложить!» Я ему сказала: «Даю тебе слово как женщина, что ни один красноармеец не потеряет невинность».

И вот после всех споров мы собрали преподавателей, организовали первый набор. В лагере была введена строгая дисциплина: входить и выходить можно было только по особой записке. Если кто уходит из лагеря домой, то получает записку от начальника, что отпускается на 20 часов или на сутки. Пытались к нам несколько раз попасть красноармейцы. Я думаю, что эго полк их подсылал. Наши их арестовали, чуть не убили. Вскоре они увидели, что эго не так просто, что этот лагерь имеет большую дисциплину, и потом посылали специально посмотреть, что там делается. Под самый конец было очень интересно. Программа у нас была очень большая, был занят буквально целый день. Наши курсантки имели только время на обед. Вставали в 7 часов, проводили организованное купание. Все шло у нас как по ниточке. Просыпались все по свистку — никаких разговоров. Просыпаются, берут полотенце на руки. Умывались, зарядка, завтрак. После этого сразу начинаются занятия. Так что лагерь был прекрасно поставлен. Было много у нас колхозниц на тракторах, потому что это очень применимо в сельском хозяйстве. Были такие случаи, что женщина боится приступить к трактору, плачет. Подойдешь к ней: ну, чего ж ты плачешь, учись с инструктором. И начинали учиться.

Мы учились стрелять из боевой винтовки. Полк нам дал свое стрельбище. В те дни, когда им не пользовались, они разрешали нам пользоваться. Тут тоже бывали случаи, что стоит в очереди и плачет. В результате учения, в общем, были хорошие. Учеба шла хорошо по всем видам. Был у нас там командарм Петин. И он устроил однажды проверку по стрельбе. И оказалось, что наши женщины стреляли лучше, чем красноармейцы. Он везде выступал с этими цифрами: “Вы посмотрите — женщины могут лучше стрелять, чем мужчины.” Он с этими цифрами носился недели две. Он провел стрельбища у них и у нас. Мы к этому готовились. Об этом лагере было много разговоров. После этого соревнования я пошла к командарму и говорю: “Так и так, вы должны нас проверить и допустить к участию в маневрах.” К этому времени мы договорились с полком ОСО. Наша задача заключалась в том, чтобы защищать свой лагерь, а их — в том, чтобы забрать его. Наши разведчицы пробрались к ним — их никто даже не заметил. Они сидели в кустах, а в пяти шагах от них — красноармейцы. Они подобрались к палатке, где сидел их штаб, все высмотрели, пришли и доложили нашему командиру, где какие силы и как они двигались.

Маневры прошли прекрасно. Полк ОСО наступал с города. Их силы должны были перейти через мост. Силы, конечно, были равные. Все это было подсчитано. Если бы был настоящий бой, то мы бы всех их перебили, потому что около мосточка мы сделали укрепление. Они полезли через мост, как курицы, совершенно не учитывая, что тут сделана преграда. Этот бой для нас прошел очень удачно.

После этого, когда подводили итоги, приехал командующий. Все они были в восторге от наших результатов, которые были по военной игре и стрельбе. Все они остались довольными. Было это в 1929 ГОДУ-

К нам в лагерь буквально гужом народ валил — из города народ валил, и из деревни приезжали колхозницы. За время пребывания в лагере все они страшно поправились.

В 1930 году, когда ликвидировали все эти губернии и пошла организация округов, меня послали учиться. Я поехала на курсы марксизма в Москву. Там нужен был шестилетний партийный стаж и 10 лет производственной работы, а также социальное происхождение. Меня приняли, и я училась там два года. Надо было изучать Маркса в подлинниках, а я никогда в жизни до этого Маркса в руках не держала. Мне было тяжело. Я сама по себе человек малограмотный, никогда не училась в школе, самоучка. Но я занималась очень много. Если нужно было заниматься восемь часов, то я занималась шестнадцать. Страшно много занималась. Дают тебе какой-нибудь доклад, и ты должен его изложить. Я тогда была в группе первой ученицей. Я училась, но ЦК меня очень часто посылал на всякие работы. Был такой случай. Послали в Карелию на три месяца. Сначала они думали, что, мол, баба возглавляет комиссию. А когда я их взяла в оборот, они почувствовали: это не баба, а черт. После этого мне не дали доучиться. Дали удостоверение и послали обратно в Сибирь. Было это в 31 году. Приехал Эйхе в Москву и сказал, что в Сибирь нужны работники. Он взял несколько человек, в том числе и меня. Мне не хотелось ехать, я хотела доучиться, но Эйхе сказал, что нужно ехать.

Приехала я в Новосибирск. Назначили меня зав. орготделом в Ленинске. Я сказала, что не поеду ни за что. Недели две я канителилась, требовала, чтобы меня отправили обратно. Обратно меня никто не собирался отправлять. Я была возмущена. Сорвали с учебы — было очень обидно.

Меня хотели послать в какой-нибудь район, предложили мне несколько сельских районов... Вдруг Эйхе вызывает и говорит: “Решили тебя отправить в Кузнецк.” Я подумала — все-таки перспективы большие, работа интересная. Он говорит: “Или поезжай в большой район, или в Кузнецк.” Я решила выбрать Кузнецк. Это было начало 31 года.

Строительство здесь только разворачивалось, только котлованы копали. Секретарем райкома был Станкин. Когда я приехала сюда, он мне предложил пойти работать в райком на массовую работу. Я ему сказала, что не пойду ни за что, что я пойду только на низовую работу, что училась я не зря.