Генри Ли - История инквизиции

В это время Филипп, без сомнения, убедился, что действия комиссии не представляют никакой опасности; он перестал противодействовать ей и любезно предложил ей свое содействие. 28 ноября епископам было послано новое срочное предписание, которое грозило им папским гневом, если они будут продолжать небрежно относиться к своим обязанностям. Действие этой угрозы увеличивалось еще приказом, данным Филиппом тюремщикам, допускать епископских судей к заключенным тамплиерам; одновременно с этим бальи получили приказание отправить под сильным конвоем тех тамплиеров, которые пожелают защищать свой орден.

Новый вызов был сделан на 5 февраля 1310 г. Около 5-го начали стекаться тамплиеры, почти все сгорая от нетерпения выступать на защиту ордена. Число их было так велико, что комиссия не знала даже, куда их разместить. Наконец, 28 марта сто пятьдесят шесть защитников ордена было собрано в саду епископского дворца, где комиссары объяснили им, зачем их созвали, и посоветовали им выбрать из своей среды шесть, восемь или десять лиц, которые действовали бы в качестве уполномоченных; более их не будут собирать, и комиссия начнет свои работы 31-го; но уполномоченным, избранным тамплиерами, будут разрешены свидания со всеми заключенными в разных тюрьмах, и, таким образом, они будут в состоянии сговориться с обвиняемыми относительно способов защиты.

Невозможно было, чтобы эта смешанная толпа людей могла придти к решению, толпа, лишенная своих вождей, собранная неожиданно и не имевшая возможности, вследствие разнообразия языков и наречий, сговориться между собой. Многие из них не решались действовать без приказаний гроссмейстера, так как устав ордена строго запрещал подчиненным всякую личную инициативу. Комиссары, казалось, по-видимому, искренно желали вести дело правильным путем; 31-го они наконец приказали своим нотариусам посетить тамплиеров в домах заключения и сообщить комиссии о желаниях и решениях обвиняемых. На эту формальность ушло много времени; донесения нотариусов после их ежедневного обхода тюрем довольно печальны.

Несчастные узники пребывали в отчаянии от невозможности принять участие в деле. Огромнейшее большинство их заявило, что орден был чист и свят, но не знало, что делать в отсутствие старших членов ордена. Все умоляли, часто бросаясь даже в ноги посетителям, чтобы их снова допустили до причастия. Многие просили, чтобы им дали возможность умереть в Св. Земле; другие изъявляли желание пригласить капеллана на те скудные гроши, которые отпускались им; некоторые просили увеличение даваемого им содержания, некоторые просили одежды, чтобы прикрыть свою наготу. Они горячо просили о невозможном, ходатайствуя, чтобы им прислали опытных и сведущих людей, которые могли бы дать им совет и явились бы от их имени на суд, так как сами они люди простые, неграмотные, заключенные в тюрьму и неспособные действовать; они просили также, чтобы была гарантирована безопасность свидетелям, так как всем тем, кто уже сознался, пригрозили костром, если они откажутся от своих первоначальных показаний.

Докладная записка, подданная 4 апреля заключенными у аббата Тирона, освещает нам, как дурно обходились с ними. Они подтверждают, что орден был чист, и заявляют, что готовы защищать его, насколько это возможно для людей, закованных в цепи и проводящих ночи в темных могилах.

Они жаловались на недостаток отпускаемых им денег; из двенадцати денье, получаемых ими в сутки, они должны платить три денье за кровать; за пользование кухней, столовым и носильным бельем два су шесть денье в неделю; два су за то, что с них снимают и опять надевают оковы, когда они являются в суд; восемнадцать денье в две недели за стирку белья; четыре денье в день за дрова и свечи; наконец, шестнадцать денье на собор Богоматери. Очевидно, что тюремщики без всякой совести эксплуатировали этих несчастных. [156]

Результатом всего этого было то, что 7 апреля девять делегатов представили от имени всех записку, в которой говорилось, что заключенные не могут выбрать уполномоченных без разрешения гроссмейстера и конвента; во всяком случае, они готовы, каждый порознь и все вместе, защищать орден и просили разрешения присутствовать на соборе или разборе дела, где бы оно ни было назначено. Они заявляли, что обвинения – ужасная и неправдоподобная ложь, выдуманная отступниками и беглецами, которых пришлось исключить из ордена за их преступления; все это сплетение лжи скреплено пытками тех, кто отстаивал истину, и поощрением клеветников обещаниями или наградами. Удивительно, говорили они, видеть, как оказывается доверие людям, совращенным мирскими благами, и в то же время в нем отказывают людям, которые приняли мученический венец, или тем, которые живы еще и, верные делу своей совести, вытерпели и ежедневно терпят в своих темницах так много мук, скорби и несчастий.

Принимая во внимание страх, охвативший всех, они просили, чтобы на допросы братьев не допускался ни один мирянин или влиятельный человек и чтобы им было гарантировано покровительство, так как принесшим сознание ежедневно грозили костром в случае отречения. В своем ответе комиссары слагали с себя всякую ответственность за дурное содержание и обхождение и обещали похлопотать, чтобы с узниками обращались хорошо, строго следуя указам кардинала Палестрины, данным Папою страже тамплиеров. Гроссмейстеру, добавляли они, было предложено защищать орден, но он отказался принять на себя эту задачу, ссылаясь на то, что право суда над ним сохранил за собой сам Папа.

Дав, таким образом, тамплиерам призрачную возможность защищаться, комиссары принялись собирать свидетельские показания. Они назначили четырех уполномоченных тамплиеров, Рено де Провенс (Provins), наставника Орлеана, Петра Булонского, прокурора ордена перед римской курией, и рыцарей Жофруа де Шамбонне и Бертрана де Сартиж, присутствовать при принесении свидетелями присяги и действовать, смотря по обстоятельствам дела; однако эти лица не были официально допущены в качестве адвокатов ордена. 13 апреля четыре депутата подали новую докладную записку, в которой, упомянув предварительно о пытках, при помощи которых были вырваны у подсудимых сознания, они подтвердили как общеизвестную вещь, что для получения свидетельских показаний тамплиерам были представлены скрепленные королевской печатью грамоты, в которых им обещалась свобода и пожизненная пенсия и сообщалось об окончательном уничтожении ордена.

Этот протест, очевидно, имел в виду подготовить почву к тому, чтобы подорвать доверие к свидетелям обвинения, – единственное средство, которым, как известно, располагала защита в инквизиционном процессе; с этой же целью четверо уполномоченных просили также сообщить им имена всех свидетелей. Они не смели требовать копии свидетельских показаний, но горячо настаивали на сохранении их в тайне, чтобы предотвратить опасность, которой могло бы подвергнуть свидетелей их опубликование. После вынужденного перерыва на праздник Пасхи продолжали до 9 мая собирать свидетельские показания, в общем враждебные ордену и исходившие от свидетелей, без сомнения, тщательно выбранных.