Лин Паль - История Империи монголов: До и после Чингисхана

Значит, к империи Тимура? Но туда Идигу совсем не хотел. Он был, скажем, гражданином другого государства. И не удивительно, что, отлично гоняя Тохтамыша, Идигу использовал Тимуров рецепт: посадил «своего» хана и управлял за него, а Тимуру отписался в ответ на негодующую эпистолу, что «он прожил с ним двадцать лет и был тем, кому он более всех доверял, и что знает его слишком хорошо и все его хитрости и что такими уловками его не провести, что он понимает, что все эти доводы только для того, чтобы обмануть, и если они действительно станут друзьями, так только на поле [брани] с оружием в руках».

Отношение Идигу к Тимуру понятно: он просчитал ходы Великого Эмира и сообразил, что Золотой Орде ничего хорошего не светит. А точнее — при Тимуре Идигу не может рассчитывать на то же положение в Орде, которое занимал сам Тимур в своем государстве. Прежде он точно так же испугался, увидев, что Тохтамыш год от года становится все опаснее и самостоятельнее. Очевидно, что после воцарения Тохтамыша Идигу быстро осознал, что этот хан не позволит ему занять мамаево место — то есть сделать хана ширмой; да уж, Тохтамыш бы этого ни за что не позволил!

Об этом именно и говорит генерал Иванин, взявшийся в XIX столетии разбирать походы Тимура и Тохтамыша с точки зрения военной науки:

«Только в 1391 году Тамерлан предпринял ответный поход против Золотой Орды. В начале этого похода к нему прибыло посольство от Токтамыша, однако это уже не могло не повлиять на ход событий. В понедельник 19 июня 1391 года Токтамыш был разбит в сражении при Кундузче (Кондурче). Тамерлан дошел до Волги, но после этого вернулся в свои владения, не став покорять Золотую Орду. Токтамыш же на непродолжительное время лишился престола, но скоро снова вернулся на него. Сохранилось его послание польскому королю Ягелло из Таны (Азова) от 20 мая 1393 года, в котором происшедшие события изложены с точки зрения хана. Тамерлана будто бы призвали враги хана Токтамыша, но он узнал об этом слишком поздно; в начале войны те же заговорщики покинули хана, вследствие чего государство пришло в расстройство. Теперь же, писал Токтамыш, все опять приведено в порядок, Ягелло должен выплатить установленную дань, а его купцы могут снова свободно передвигаться во владениях хана».

В письме к Ягайло Тохтамыш писал следующее:

«Третьего года, — сообщает Тохтамыш, — послали некоторые огланы (царевичи), во главе которых стояли Бекиш, Турдучак-Берди и Давуд, человека по имени Эдигу к Тимуру, чтобы призвать его тайным образом. Он пришел на этот призыв и, согласно их злонамеренному плану, послал им весть. Мы узнали об этом только тогда, когда он дошел до пределов (нашего) города, собрались, и в то время, когда мы хотели вступить в сражение, те злые люди с самого начала пошатнулись, и вследствие этого в народе произошло смятение. Все это дело случилось таким образом, но Бог милостив и наказал враждебных нам огланов и беков, во главе которых стояли Бекбулат, Ходжа-Медин, Бекиш, Турдучак-Берди и Давуд».

Скорее всего, что Идигу, действительно, призвал Тимура против Тохтамыша. Особенно, если учесть, что потом Тимур возложил ответственность за поимку Тохтамыша именно на него. Идигу, несомненно, был человеком Тимура.

Если верить историку Арабшаху, Идигу действительно бежал от Тохтамыша к Тимуру:

«Эмир Идику был у Тохтамыша одним из главных эмиров левой стороны, (одним) из вельмож, избиравшихся во время бедствий для устранения их, и из людей здравомыслия и совета; племя его называлось кунграт…

Заметив со стороны своего владыки перемену в расположении (к нему), Идику стал бояться за себя, и так как Тохтамыш был свирепого нрава, то он (Идику), опасаясь, чтобы несчастье не настигло его внезапно, постоянно остерегался его и всегда был наготове бежать, коли увидел бы, что это нужно. Он стал наблюдать и следить за ним, ухаживать за ним и льстить ему, но в одну из ночей веселия, когда звезды чаш кружились в сферах удовольствия и султан вина уже распоряжался пленником ума, случилось, что Тохтамыш сказал Идику, — а огонь разумения то потухал, то вспыхивал: (Настанет) для меня и для тебя день, (когда) ввергнет тебя беда в нищету, придется тебе после трапез жизни поститься, и наполнится глаз существования твоего сном от действия гибели».

Идику старался обойти его и стал шутить с ним, говоря: «„Не дай Бог, чтобы владыка наш, хакан, разгневался на раба неповинного и дал завять деревцу, которое сам насадил, или разрушил основание (здания), которое сам построил“. Затем он (Идику) выказал наружно смирение, покорность, убожество и принижение, но, убедившись в действительности того, что он подозревал, он стал изощрять свой ум насчет спасения и употреблять на это дело проницательность и сметливость, понимая, что если оставит без внимания свое дело или отсрочит его, с тем, чтобы подождать немного, то (им) займется султан. Он быстро проскользнул между свитой и слугами и вышел в сильном смущении, как будто хотел исполнить нужное дело, отправился в конюшню Токтамыша в сильном неулегавшемся волнении, устремился на оседланного породистого быстроногого коня, стоявшего готовым на всякий несчастный случай, и сказал одному из слуг своих, в котором был уверен, что не выдаст его тайны: „Кто захочет застать меня, тот найдет меня у Тимура; не разглашай этой тайны до тех пор, пока не удостоверишься, что я перебрался через пустыню“.

Затем он, оставив его, уехал; хватились его только тогда, когда он уже (далеко) ускакал вперед и верхом постепенно, благодаря милостям пути, успел проехать длиннейшие пространства. Не настигли следов его и не догнали ни его, ни пыли, (поднятой им)».

Хотя, исходя из других исторических версий, Идигу был на службе у Тимура еще прежде, когда Тохтамыш только что бежал к Великому Эмиру в поисках защиты. Как бы то ни было на самом деле, но когда зашла речь о статусе Золотой Орды, Идигу понял, что Тимур сделает эту часть бывшей Великой Монголии просто придатком собственного государства. Этого Идигу не желал. Это и только это заставило его отказаться от союза с Тимуром.

По Арабшаху, Идигу выпросился у Тимура назад в Орду, дабы вместе с Тимуром-Кутлуком установить новую власть в Орде и привести к Тимуру своих людей. Первое было исполнено в точности: Тимур-Кутлук стал номинальным ханом Золотой Орды. Второе не было исполнено: Идигу запретил новому хану кого бы то ни было отсылать на службу к Тимуру. Само собой после такого отказа Идигу стал его врагом. Идигу — но не Тохтамыш.

Тимур и Тохтамыш (оба в конце своей жизни) вроде бы даже примирились, и Тимур обещал золотоордынскому изгнаннику то, чего никак не мог желать Идигу, — возвращение престола. Покинутый всеми и гонимый Тохтамыш послал к Тимуру с такими словами: «Возмездие и воздаяние за неблагодарность за благодеяние и милости я видел и испытал. Если царская милость проведет черту прощения по списку прегрешений и проступков этого несчастного, то он после этого не вытащит голову из узды покорности и не сдвинет ногу с пути повиновения». Покорность «своего» Тохтамыша тронула Тимура, он даже принял к себе детей Тохтамыша, дабы они не были убиты. И — если бы Тимур и Тохтамыш остались живы — Великий Эмир мог бы восстановить последнего в правах на престол, не его — так его сыновей. Тимур собирался предпринять возвращение престола сразу же после китайского похода. Вряд ли такое обещание могло Идигу сильно обрадовать!