Коллектив авторов - Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

Итак, насильственные выдачи происходили не на основании того, что было написано в тексте договора, а на основании того, что там «подразумевалось»!

По признанию того же Дина (и других), английские эксперты Министерства Иностранных Дел при выдаче СМЕРШу людей руководствовались не столько нормами международного права, сколько «требованиями тогдашней политической обстановки». Обстановка же, по их мнению, требовала двух вещей.

Во-первых, нельзя было раздражать Сталина и присылаемых им на Запад агентов СМЕРШа. Н. Толстой справедливо указывает на несостоятельность этого аргумента. Свои требования применить при выдаче насилие чекисты всегда предъявляли лишь в устном виде. Каждый раз, когда более совестливые западные офицеры просили показать это требование в письменном виде, агенты СМЕРШа не «раздражались», а поспешно «сматывали удочки». Следовательно, Дин и его коллеги не боялись раздражить, а стремились угодить.

Во-вторых, они якобы опасались, что отказ применить насилие при репатриации повлёк бы за собой отказ выпустить английских и американских военнопленных, освобождённых Красной Армией при её вторжении в восточные районы Германии. Н. Толстой доказывает, что подобный шантаж Сталину и его приближённым никогда и в голову не приходил. Кроме того, когда все английские (40 тысяч) и американские (75 тысяч) пленные благополучно вернулись из этих областей на родину, то западные поставщики ГУЛага не приостановили насильственную репатриацию, а наоборот, усилили её. По расчётам Н. Толстого в СССР было отправлено 2 272 000 советских граждан, из коих 40 % – явно насильно.

Следующий пункт обвинения касается отношения западных демократий к подписанным ими после войны международным соглашениям. В своей рецензии на книгу лорда Бетелла «Последняя тайна» С. Кирсанов («Посев», 1976, № 8) справедливо отмечает, что западные державы (в такой же мере, как и СССР) пренебрегли во время репатриации Уставом ООН. Да, если бы Лондон и Вашингтон проявили уважение к своей подписи, то это бы прекратило беззакония (Устав был подписан 26 июня 1945 года, когда ряд насилий уже был совершён). Но этим вопрос не исчерпывается. Н. Толстой подробно останавливается на Женевской конвенции о военнопленных (её не подписал СССР, но для подписавших её союзников она была обязательна). Пункт 84 Конвенции гласит, что её текст «должен быть вывешен, на родном языке военнопленных, в доступных для них местах». В пункте 26 содержится запрет прибегать в отношении к военнопленным к какому-либо обману – чем (обманом) американцы и англичане беспрерывно пользовались. Там же говорится, что «в случае перемещения в другие места, военнопленным должно быть заранее сообщено, куда их переводят». Имеется ещё пункт 42, дающий военнопленным право направлять свои жалобы державе-покровительнице Конвенции, то есть Швейцарии.

Чтобы нарушить международные обязательства, нужны были аргументы. За их сочинение первым берётся всё тот же юрист английского Министерства Иностранных Дел Дин. Он пишет, что советские военнопленные, не желающие репатриироваться, не подлежат защите Женевской конвенции, поскольку они не признают «своё собственное правительство и законодательство своей страны».

«Став на иную позицию, мы оказались бы в неблагоприятном положении по отношению к союзным правительствам (каким ещё, кроме СССР? – АС.), каковые могли бы обвинить нас, что мы потворствуем изменникам, стремящимся уклониться от карающей руки своего отечественного правосудия».

Приводя свои достопримечательные аргументы, показывающие его отношение к вопросу о праве на политическое убежище, Дин перевирает факты. Он, вплотную занимавшийся вопросом о военнопленных, не мог не знать: это Сталин предал советских военнопленных, отказавшись подписать Женевскую конвенцию, что не дало возможности Красному Кресту о них заботиться и дало возможность Гитлеру морить их голодом (никто из военнопленных других стран от голода не умирал). Что же касается правосудия, то преступников (а таковые, несомненно, были) мог судить и британский военнополевой суд. Но суть дела была не в том, чтобы наказать подлинных преступников, а в том, чтобы убрать с Запада поголовно всех свидетелей коммунистических методов властвования. На основании документов и фактов, собранных Н. Толстым, мы видим, что насильственная репатриация – это не ошибки близоруких и наивных дипломатов, как казалось многим, а продуманные и упрямо проводившиеся действия определённых государственных деятелей, ведшие к укреплению коммунистической диктатуры.

Первое место среди них по праву принадлежит главе английской дипломатии, министру иностранных дел Идену ставшему впоследствии лордом Эйвоном. 16 октября 1944 года в Москве за приятным ужином Иден дал Сталину и Молотову устное обязательство вернуть в СССР всех советских граждан, вне зависимости от их желания. Вскоре после этого (а не после Ялты) и началась насильственная репатриация.

И. Толстой обратился к лорду Эйвону с рядом вопросов относительно его роли в судьбе наших соотечественников. В ответ он получил ряд рассуждений о политической обстановке того времени – и ни одного ответа ни на один конкретный вопрос. Однако о многом можно догадаться, прочтя то, что писал Иден о своей первой встрече со Сталиным (в 1935 году): «Сталин сразу же произвёл на меня сильное впечатление и моё мнение относительно его (государственных) способностей с тех пор не менялось… Я знал, что он неумолим, но уважал качество его ума и даже чувствовал к нему симпатию, которую никогда не мог полностью себе разъяснить».

Дорого обошлась эта симпатия…

А вот что писал Иден Черчиллю 2 августа 1944 года о русских, захваченных англичанами во Франции: «Эти люди… служили в немецких военных или вспомогательных частях. Их поведение во Франции было зачастую возмутительным. Нам незачем проявлять по отношению к ним гуманность».

И. Толстой уточняет: «Список военнопленных, составленный 26 июля (1944 года)… включал также больных, вывезенных из французских госпиталей, гражданских лиц, до того томившихся в тюрьмах за отказ служить немцам, санитаров, одного врача, беглецов из немецких лагерей и нескольких детей».

Кроме самого Идена, главных английских зачинателей насилия – четверо. Все – крупные чиновники МИД, юридические эксперты: уже упоминавшийся Патрик Дин, затем

Томас Бримелоу и руководители Северного отдела министерства Джон Голсуорси и Кристофер Уорнер. Они – несменяемые чиновники, и, следовательно, не просто исполнители. Когда консерваторы проиграли на выборах и к власти пришли лейбористы, то при новом премьер-министре Бевине все четверо продолжали руководить начатыми насилиями.