Коллектив авторов - Вторая мировая: иной взгляд. Историческая публицистика журнала «Посев»

У нас в полку это коснулось четырёх человек. Один был лётчик – неплохой парень, но трус, и летать в строю с ним было опасно – уклонялся от зенитного огня так, что запросто мог врезаться в кого-нибудь. Не помню, что послужило поводом, но его отправили в штрафбат. Другой «штрафник» – начальник шифровальной службы. Он в штрафбате был ранен, но в полк к нам не пришёл. Третий был механик по вооружению. У него по халатности погиб подчинённый – мальчишка-солдат семнадцати лет. Механика отправили в штрафную роту, он благополучно недели полторы-две провёл на передовой и вернулся в полк. Четвёртый – младший сержант – тоже был отправлен туда за халатность и к нам назад не прибыл, хотя, насколько мне известно, остался жив.

Бывало и хуже: провинившихся расстреливали – как правило, по обвинению в трусости. Они сами копали яму, становились, в них стреляли и закапывали. Просто. Но это бывало нечасто, потому что люди были нужны и скорее их направляли погибать в штрафбат, чем таким вот образом.

Эти ребята, «штрафники» – обречённые и опозоренные, честно отбывали свой номер, получали ранение или погибали. Бросали их действительно в самое пекло, даже когда в этом не было необходимости. Слухи кое-какие ходили, но точно также политруки на занятиях врали: мы отступаем, но у нас, мол, нет заградотрядов, а немцы наступают, а у них якобы есть прикованные к пулемётам солдаты. Подобную чушь говорили даже перед строем. Заградительные отряды, если уж на то пошло, следовало бы выставлять против паникеров, трусов и мешочников, которых не могло не быть при отступлении.

Ведь тогда, летом 1942-го, мы не просто отступали, а бежали, хотя на некоторых участках отдельные части оказывали немцам ожесточённое сопротивление. Во всяком случае, пресловутый призыв «За Родину, за Сталина!» я впервые услышал по радио только лет через двадцать после окончания войны.

Война для меня заканчивалась дважды. Первый раз – в разбитом, разрушенном Белграде. С танками на улицах, с переправой, югославскими партизанами и кричащими на подчинённых нашими генералами, где боеприпасы перевозили на подручных плавсредствах и чуть ли не на собственных спинах.

В декабре 1944 года нас вывели из Югославии в Подмосковье, в Фили, получать и осваивать новую технику – бомбардировщики Ту-2. Там мы и встретили капитуляцию Германии. Наш полк должен был участвовать в параде победы. Как и всем участникам этого события, нам вручили медали «За победу над Германией» с удостоверениями не в коричневой, а в ярко-красной обложке. Однако в день парада авиацию в воздух так и не подняли. Официально объявили, что из-за нелётной погоды, а между собой шёпотом говорили, что Сталин просто боится, что кто-нибудь из лётчиков сведёт с ним старые счёты и спикирует на мавзолей.

Потом нас почти сразу перебросили на Дальний Восток. Лететь на новую войну не хотелось, тем более, что никто не ожидал, что она продлится всего три недели. Настроение – хуже некуда, в частях были случаи «самострела».

Второй раз я возвращался с войны в конце марта 1947 года, когда уезжал из Китая. Я не знал, что уезжаю навсегда. Из-за плохой погоды лететь было невозможно, но удалось договориться с друзьями-моряками из Порт-Артура, что они меня отправят во Владивосток на пароходе «Украина» в каюте третьего штурмана. Это был транспорт испанской постройки примерно в пятнадцать тысяч тонн.

Плыли около недели, поддерживая спасательные средства в постоянной готовности из-за большого количества плавающих мин. Когда ранним утром проходили Корейский пролив, заранее попросил дежурного матроса-телеграфиста разбудить меня возле острова Цусима. В нашей семье часто вспоминали японскую войну, в которой участвовали мой отец и дядя – под Мукденом и на крейсере «Варяг». Только что взошло солнце. Из воды слева поднимался берег Кореи с пальмами и тропической растительностью, а справа за кормой возвышался мрачный скалистый северный берег острова Цусима. Несмотря на полный штиль, был слышен грохот волн, разбивающихся о скалы.

На подходе к Владивостоку, миль за 150, мы повстречали корабли Тихоокеанского флота – два крейсера типа «Киров» 4. В порту Владивостока работала таможня. Офицеров действующей армии не досматривали, я спокойно вынес на берег и отдал кому нужно плату за своё место в штурманской каюте – тридцать килограмм контрабандного шоколада, после чего отправился на вокзал. Две недели пути в родной город к будущей жене и стали моим окончательным возвращением с войны.

1. Так советские лётчики прозвали I группу 53-й немецкой истребительной эскадры «Туз пик» (I./JG53 Jagdgeschwader 53 «Pik As»). Здесь и далее примечания редакции.

2. П.Р. Пуговкин путает ТБ-3, не участвовавший в налётах на Берлин, с ТБ-7 (Пе-8).

3. Майор Эрих Хартман.

4. Они тогда назывались «Калинин» и «Каганович»..

«Посев», 1992, № 2

28 героев-панфиловцев. О них сложены песни, написаны книги. Их подвигу посвятили свои произведения Н. Тихонов, М. Светлов, Н. Хикмет и другие известные литераторы. Но первым, кто громогласно заявил о героях, был А. Кривицкий – спецкор газеты «Красная звезда», в которой он 28 ноября 1941 года опубликовал передовую статью «Завещание 28 павших героев».

Основой для статьи послужило якобы найденное тогдашним редактором газеты Д. Ортенбергом в Главпуре политдонесение, содержание которого он позднее приведет в своей книге «Июнь-декабрь сорок первого»:

«16 ноября у разъезда Дубосеково 28 бойцов во главе с политруком Диевым отразили атаку танков противника, наступавшего в два эшелона – 20 и 30. Один боец струсил, поднял руки и был без команды расстрелян своими товарищами. 28 бойцов погибли как герои, задержали на 4 часа танки противника, из которых подбили восемнадцать».

Странно уже то, что если один струсил и был убит своими, то почему «как герои» погибли все 28? Кроме того, в Центральном архиве Министерства Обороны (ЦАМО), расположенном в городе Подольске, в фондах 316-й (8-й Гвардейской) стрелковой дивизии нет ни одного документа военного времени, который рассказывал бы о бое 28 (или 27) панфиловцев.

Как бы там ни было, но после публикации материала А. Кривицкого в редакцию утром следующего дня позвонил М.И. Калинин:

– Читал статью. Вы поднимаете на щит героев – хорошо. Надо бы разузнать их имена. Нельзя, чтобы герои остались безымянными.

29 ноября 1941 года А. Кривицкий поехал в панфиловскую дивизию, которую якобы отыскал на переформировании на станции Павшино (в действительности дивизия в это время занимала оборону около станции Крюково). Тем не менее он сумел-таки побеседовать с командованием дивизии и командиром 4-й роты капитаном П. Гундиловичем. Вот что он пишет, в частности, в своей книге «Неподвластно времени»: