Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

Записал И. Цынман

Таисия Борисовна Лупикова также рассказала о жизни руднянских евреев до расстрелов.

До оккупации из Рудни эвакуировалось очень мало евреев. Все поезда были военного назначения, и попасть в них было почти невозможно. По сути, уцелели лишь те, кого взяли в армию. Руднянские и попавшие сюда из других мест евреи были подавлены такой безысходностью. Немцы сбрасывали листовки с призывом: «Бери хворостину, гони жида в Палестину». Среди местных жителей и военнопленных, желающих взять хворостину, нашлось немало. Это горькая правда тех дней.

Из разбомбленных поездов пешком в Рудню, Микулино, Любавичи сходились евреи из Прибалтики и Белоруссии, которые гибли безвестными вместе с местными евреями. Первое время думали, куда и как бежать, как уехать. Кто-то уезжал на подводах, но большинство возвращалось. Немцы и быстро появившиеся полицаи отбирали повозки, живность, вещи. Тех, кто пытался сопротивляться, убивали.

Первым делом оккупанты создали полицию, начали выдавать аусвайсы — немецкие паспорта. Евреев заставили делать и носить желтые знаки на груди и спине и белую повязку на рукаве. Вовсю шла антиеврейская пропаганда. Еврейские дома беззастенчиво грабили все, кто хотел.

Студентка Смоленского пединститута Червякова Нина, увидев в шубе еврейку Беляйкину, заявила ей: «Власть переменилась, скидай шубу. Ты носила, теперь я буду носить». Червякова сошлась с бургомистром Рудни латышом Жвирблисом. Она выдавала комсомольцев, евреев, активистов. У своей учительницы, Сориной Милы Моисеевны, Червякова отобрала все платья и вещи. В этом ей помогала ее подруга Писарева Соня. Таких безжалостных, злых девиц в оккупированной Рудне и в районе хватало.

Позднее Червякова поменяла убитого бургомистра на полковника Красной Армии. Ее разоблачили в городе Лида, и она отсидела 10 лет. После отсидки Червякова снова вышла замуж за военного и обосновалась в Клайпеде.

Учитель Виктор Калакин замучил учительницу Цилю Павловскую (девичья фамилия Каган), у которой русский муж воевал на фронте. Отчим ее мужа, Пырь Роман, после Коротченкова был начальником полиции в Рудне. Виктор Калакин отрезал Циле язык, выколол глаза и по частям отрубал ей конечности. Сестру Цили хотел изнасиловать немец. Она сумела убежать, но потом попала в общей массе во второй расстрел, 24 февраля 1942 года.

У Ковальзон Любы 24 февраля начались роды. Ее привезли к месту расстрела, сняли с саней и расстреляли или бросили в снег живой.

Семью Рубинчик из Смоленска расстреляли в тот же день, но их сын, Рубинчик Максим Леонидович, когда убийцы разошлись, сумел вылезти из-под трупов, присыпанного грунта и снега. Его, девятилетнего, приютили руднянские соседи, рисковавшие жизнью. Они его одели, научили, как говорить, что отвечать. Оставаться в Рудне было бессмысленно, и он дошел до Москвы, где его парализовало. В последние годы он лежал парализованным в Киеве.

В первый и во второй расстрел несколько детей вылезли из-под трупов и земли и спаслись. Я помню двух братьев Куниных и двух братьев Злотниковых. Были и другие, но очень мало.

После первого расстрела ушли из Рудни Шуб Раиса Марковна с мужем, Финкельштейн Исааком Львовичем. Еще раньше ушла из Рудни семья Гальфанд Есаула. В пути он, его жена Вера и двое детей попали под бомбежку. Дети потерялись, и только через много лет семье удалось воссоединиться.

Полицаи и немцы, чтобы собрать с евреев больше ценностей, прибегали к вымогательствам. Например, взяли в заложники мороженщика Залмана Шагала или Захара Волова, других бывших зажиточных людей и требовали за них выкуп.

Возле теперешнего руднянского госбанка были установлены пять виселиц, где для запугивания населения всегда висели очередные жертвы. Виселицы не пустовали. Вешали и евреев, и русских. Хуже немцев свирепствовали полицаи. Они выслуживались, как холуи, перед своими хозяевами — будь то немцы или бургомистр.

Отступая, немцы грузили награбленное на автомашины. Полицаи-холуи просили немцев взять их с собой: мол, мы вам служили верой и правдой, не оставляйте нас на съедение большевикам. В ответ немцы открывали по полицаям огонь.

Судьба честных людей на оккупированной территории была безнадежна.

Известно, что в Рудне в первый расстрел погибло 1017 евреев, по другим данным 1200 человек. Во второй расстрел только из Микулина убили 300 евреев. Тогда же расстреляли уцелевших руднянских евреев и евреев из Смоленска, Любавичей, Колышек, Лиозно, других белорусских мест. Считается, что под второй массовый расстрел попало более 500 евреев. Предположительно в Руднянском районе было истреблено более 3000 евреев. Сейчас в Руднянском районе евреев практически нет.

Записал И. Цынман

До революции в местечке Ильино, как и в уездном городе Белом, значительную часть населения составляли евреи. Жили они там и до войны, во время войны все погибли.

Я попросил жительницу Рудни, Таисию Борисовну Лупикову, рассказать мне о бывшем райцентре Смоленской области, теперь заброшенной небольшой деревне Тверской области — Ильино. Вот что она рассказала:

«Избежав расстрела, я из Рудни попала в деревню Черняны. Оттуда мы пришли в Понизовье и направились на Слободу (теперь — Пржевальское).

Помню большую деревню Заборье, где мы после переходов остановились отдохнуть. Но тут за мной пришли — ранило двух мальчиков. Одному раздробило предплечье, а второму — лодыжку. Дети кричали. Я сказала родителям, чтобы они нашли самогон. Его нигде не нашли. Мне пришлось обрабатывать раны крепко соленой водой. Было много крику. Когда все-таки принесли самогон, я заставила мальчиков выпить по столовой ложке. Они заснули, и я обработала раны самогоном. Медиков в Заборье не было, поэтому местные жители не давали возможности нам уйти. Только через двое суток мы ушли в Слободу. Оттуда наш путь лежал на Старую Торопу, где была железнодорожная станция. От Слободы, пройдя пешком 80 километров, мы пришли в Ильино.

Мы уже знали, что здесь жило много евреев, уйти которым из этой глухомани было просто невозможно. Стоял апрель 1942 года. Нам сказали, что скоро еврейская пасха, а местные евреи, в большинстве своем очень религиозные люди, пекут мацу.

В Ильино было спокойно, так как вблизи располагались части Красной Армии.

Ильино сохранилось в моей памяти, как небольшое грязное село, с низкими, гниловатыми домишками. Помню много бараков, в которых жили люди. Возможно, это были рабочие торфопредприятий. Болот и озер здесь хватало.

Русские люди нас накормили, обогрели и убедительно просили не обращаться к местным евреям, так как у них траур, и они все время молятся. Не помогли им молитвы.