Иосиф Цынман - Бабьи яры Смоленщины. Появление, жизнь и катастрофа Смоленского еврейства.

Свои взгляды на жизнь мне пришлось изменить. Я подумывал о необходимости материальной поддержки семьи. Дневное обучение в 8-м классе мне пришлось бросить и перейти в вечернюю школу.

Настало время ознакомить нас с моими сестрами. Итак, у меня их было четыре. Старшая — Паша, на вид спокойная, уравновешенная девушка, всю свою сознательную жизнь отдала учебе. Она обычно говорила, что если учиться, то учиться только отлично, и свой завет она выполняла, хотя это ей стоило больших жертв. От переутомления она довольно часто болела. В дни учебы в школе она почти никогда никуда не ходила, знала только школу и уроки, которые она заучивала наизусть. Отлично окончив 10 классов, в 1940 году она поступила в Смоленский педагогический институт, но учиться не смогла по состоянию здоровья. У нее признали заболевание сердца. Переведясь на заочное отделение, она приехала домой, где директор школы предложил ей работу секретаря в школе.

Она с благодарностью приняла это предложение.

Вторая сестра Фаина, 1925 года рождения, была худенькой, узколицей девочкой, со светлыми волосами. На кого она была похожа, трудно было определить. Училась она тоже отлично, но по характеру была вспыльчивой и нервной.

Третья сестра Мария, 1927 года рождения, была очень похожа на старшую сестру. Лицо ее всегда было каким-то грустным, она мало смеялась, была очень замкнутой. Мария была лучшей помощницей у матери, сама вызывалась что-нибудь сделать. Очень много времени летом проводила на огороде, пропалывала и ухаживала за растениями. Любила помогать матери в мытье посуды и приготовлении пищи, в играх с девчонками участвовала редко.

Любимицей всей семьи была младшая сестренка Беллочка. Она родилась в 1936 году, девчонки за ней ухаживали, как будто играли с куклой. Беллочка была очень красивой, забавной и жизнерадостной девочкой. Отец в ней души не чаял, без конца брал ее на руки, целовал и был с ней бесконечно счастлив.

К сожалению, очень короткими оказались жизни моих сестер. Перейдя на учебу в вечернюю школу в 8-й класс, я поставил целью своим трудом оказать материальную помощь семье. Председатель и правление колхоза пошли мне навстречу. Мне давали посильную работу на колхозном дворе, на ферме. Летом и осенью работал на уборке урожая, на жнейке и молотьбе. Таким образом я помогал матери зарабатывать трудодни, которые записывали на ее счет.

Летом 1939 года к нам приехал брат моего дедушки. Он жил в Артемовске (на Украине). До этого момента я даже не знал, что у дедушки есть брат. Погостив у нас около месяца, он предложил мне поехать с ним на Украину, где работали его родственники в мастерской по изготовлению портретов. Он говорил мне, что это очень интересная работа и, что если мне понравится, то я смогу там остаться работать. Я согласился и вместе с ним поехал в г. Артемовск. Стыдно признаться, что почти до 16-летнего возраста я ни разу не видел поезда и никуда из своего поселка не выезжал. Всю дорогу я смотрел в окно и любовался всем виденным. Как во сне помню нашу пересадку в Харькове. Поезд вошел в какое-то здание, покрытое стеклянной крышей, и остановился у перрона. Приехали в Харьков ночью. Выйдя в город, мы попали на широкую освещенную улицу, застроенную высокими домами. Мне как-то было страшно. Подумалось, что бы я делал, если бы оставили в таком городе одного? Захотелось домой. Молча мы подошли к небольшому зданию, где было много автобусов. От Харькова до Артемовска доехали в автобусе. У дедушкиного брата я был всего два дня. Затем он меня отвез в Лозовую Павловку, в Донбассе, недалеко от г. Апчевска. Там он меня оставил у своего родственника, который с женой и двумя детьми жили в своем домике. Сначала я очень стеснялся, никуда из дома не выходил. Через несколько дней дядя Миша, так звали хозяина дома, повел меня знакомить с мастерской и работой. Работа этой мастерской заключалась в том, что специальные агенты разъезжали по всей стране, ходили по домам и предлагали увеличить фотокарточки их родных в портреты. Заказы они высылали в мастерскую, там из фотокарточек делали различных размеров портреты, ретушировали их и высылали заказчикам. Сначала я испробовал свои силы в ретуши портретов, но у меня ничего не получилось, ибо в этой работе надо еще обладать художественными данными, которых у меня, увы, не оказалось. Тогда я перешел в лабораторию. Работа моя заключалась в печатании и обработке увеличенных фотокарточек. С этой работой я быстро освоился, но работать мне приходилось все время в темноте, при красном свете, что мне не очень-то нравилось, и я стал проситься домой.

Как-то дядя Миша подозвал меня и сказал, что хочет со мной серьезно поговорить. В разговоре он мне рассказал, что мой отец тоже у них учился и уехал от них хорошим фотографом. Стал меня стыдить, что уеду ни с чем и не смогу стать помощником в своей семье. Он мне предложил остаться еще на 3–4 недели и обучиться на фотографа. Я согласился, хотя меня очень тянуло домой. Причиной тяги домой была еще и пища. Я никак не мог привыкнуть к белому хлебу и украинскому борщу. Тетя делала очень жирный и наваристый кисло-сладкий борщ, да еще со сметаной, и я никак не мог приспособиться к их любимым блюдам. Дядя Миша меня прикрепил к одному пожилому фотографу, который меня обучал элементарным правилам фотографии, особое внимание уделял работе на пятиминутном фотоаппарате, где в качестве негатива и фотоотпечатков использовалась только фотобумага.

Имея некоторые навыки работы, полученные еще от отца, я хорошо освоил пятиминутное фотографирование и, получив полный чемодан фотоматериала, выехал домой. Домой я приехал к началу учебного года. Зиму я продолжал учиться в 9-м классе и работать в колхозе, а после окончания 9-го класса решил испытать свои силы в фотографировании. Пошел в фотомастерскую и предложил свои услуги. Меня приняли на работу лаборантом. Потом на рыночной площади был открыт павильон пятиминутной фотографии. Первые мои дни работы были полны разочарования, но постепенно стало получаться неплохо. В тот период особенно много клиентов было в связи с получением паспортов. Если в мастерской нужно было 3–4 дня ждать фотокарточек, то я их делал в течение 10–15 минут. Поэтому все приезжие из деревень фотографировались у меня. За один месяц я заработал 500 рублей, это был самый большой мой заработок за всю мою гражданскую жизнь. Мать была очень довольна, но меня эта работа не устраивала. Я не хотел стоять с фотоаппаратом на виду у всех граждан, да и ребята надо мной часто подтрунивали. Мне хотелось делать что-то серьезное. В 1939 году приезжал в отпуск Алеша Николаев. Он раньше жил у нас на квартире, закончил школу и служил в Красной Армии. Когда он зашел к нам, я его сразу и не узнал. Он возмужал, окреп, и было очень приятно видеть его в военной форме, да еще с двумя треугольниками в петлицах. Он был в полковой школе командиром отделения. Я стянул с него шинель, снял фуражку и надел на себя. Поглядел в зеркало и сказал, что мне эта форма очень идет и что теперь мне все ясно. Я буду только военным. Мое решение стать военным стало еще тверже, когда после финской кампании в отпуск приехал Муравьев, летчик, лейтенант, с орденом Красного Знамени на груди. Он был в центре внимания всего поселка, за ним ходили толпами, а мальчишки и подростки смотрели на него с восхищением. Особенно нравились его рассказы о войне. Вскоре я пошел в райвоенкомат и попросил, чтобы мне дали возможность поступить в военное училище, какое именно, я еще и сам не знал, видимо, любое, лишь бы военное. Там мне сказали, что в училища принимают в возрасте не моложе 17 лет и что я еще мал, через год могу приходить. Пришлось ждать еще год. Я продолжал работать и учиться в 10-м классе. Я уже писал, что дом наш был большой, после смерти отца мать стала сдавать две передние комнатки квартирантам. В одной обычно жили учащиеся. Они жили только зимой, когда трудно было ходить из дальних деревень в школу. С наступлением теплых дней они уходили домой.