А Слободской - Среди эмиграции [Мои воспоминания. Киев-Константинополь, 1918-1920]

Каждый день из порта отходили пароходы, переполненные тысячами отъезжающих. По официальным сведениям газет, за первые дни из Константинополя выехало свыше 60 тысяч человек. Несмотря на ряд угрожающих приказов со стороны верховного союзного командования, слухи и паника росли и ширились с каждым днем все более и более.

Под впечатлением паники русские беженцы заволновались больше, чем за все время своего пребывания в Константинополе. Русские беженские власти не отставали от иностранцев и приняли самое деятельное участие в спасении беженства от надвигающейся турецкой опасности. Начались переговоры с рядом балканских и прочих государств о возможности перевозки и расселении там беженских масс. Лигой наций были ассигнованы необходимые суммы денег на переселение и лишь после этого Болгария, Сербия и Чехо-Словакия согласились принять и разместить у себя часть беженцев.

Опять, как год и два тому назад, около различных русских учреждений стояли бесконечные очереди беженцев. Русское посольство, драгоманат, консульство, верховный комиссариат лиги наций по делам русских беженцев, Белый Крест и т. д., все было запружено с утра до вечера беженской массой. Некоторые, чтобы попасть первыми в очередь, приходили ночью и, установив очередь около дверей, ложились спать прямо на мостовой.

В первую очередь вывозились различные штабы, правительства и учреждения, затем общежитие, приюты, госпиталя и, наконец, остальные беженцы.

Чехо-Словакия приняла у себя детей и учащихся. Болгария все воинские части и лиц, имеющих непосредственное отношение к армии, и Сербия — остальное гражданское население.

Болгария и Чехо-Словакия выполнили свои обязательства, Сербия же под каким-то предлогом в последний момент отказалась, и туда была отправлена весьма незначительная часть беженского населения.

Вывезено было около 6 тысяч человек. Оставшиеся беженцы были в панике и считали себя обреченными на поголовную гибель или же на высылку в Советскую Россию. Опять бесконечные разговоры о подлости Врангеля, властей и прочих. Везде, где только собиралась группа беженцев, можно было слышать ругательства и проклятия: «вот с…, сами опять удрали, а мы, как всегда, остаемся жертвами. Вот она беженская-то справедливость».

После короткого периода успехов армии Врангеля наступило затишье. Постепенно волна движения беженцев обратно в Крым начала спадать, и беженство успокоилось, выжидая ход дальнейших событий.

Вскоре затем опять последовало наступление белых, но оно было задержано большевиками.

Под Каховкой ген. Слащев, командовавший корпусом, был разбит и, понеся огромные потери, вынужден был отступить.

Воспользовавшись этим случаем, ген. Врангель сместил ген. Слащева и уволил его вовсе от службы, после чего Слащев покинул Крым и уехал в Константинополь.

По рассказам прибывавших из Крыма в Константинополь, жизнь в Крыму напоминала былые дни перед началом конца. Несмотря на ряд принятых и принимаемых суровых мер борьбы с развращенным тылом, разгул продолжался во всю. Феодосия, Симферополь, Севастополь, Ялта представляли собой форменные вертепы разврата, спекуляции, грабежей и пьянства. Неоднократно целые группы офицеров и грабителей, пойманных на месте преступления, здесь же вешались и расстреливались без всякого суда. Спекулянтов целыми пачками отправляли в Советскую Россию через фронт и т. д., но ничто не помогало. Тыл на глазах у всех развивался и переживал агонию своего конца. Слухи обо всем творящемся в тылу безусловно достигали фронта и разлагали его. В октябре 20 года началось неожиданное наступление большевиков по всему фронту.

25 октября началось отступление армии ген. Врангеля, через несколько дней превратившееся в паническое бегство. Участники и очевидцы этого отступления описывают его следующим образом.

Наступление большевики повели на одном из участков фронта, где и устроили прорыв. Брошенные ген. Врангелем из резерва части добровольческого корпуса, под командой ген. Кутепова, ликвидировать прорыв не могли и были разбиты. Прорыв ширился и углублялся, захватывая новые участки фронта. Началось общее отступление, закончившееся всеобщим бегством в направлении на Перекоп. В Крым проскочить успели очень немногие части белых, остальные были захвачены в плен. Тогда, на позиции к Перекопу были двинуты юнкерские училища и из резерва казачьи части, находившиеся на отдыхе в Крыму, и наступление большевиков было временно задержано. Неожиданно наступившие сильные морозы ухудшили положение фронта. Войска были почти полураздеты. Лед, образовавшийся на Сивашских болотах, заставил удлинить линию фронта и тем ослабить ее.

Так прошло несколько дней. Во всех портах Крыма в это время происходила деятельная погрузка на суда штабов, учреждений, некоторых воинских частей и семей военнослужащих. Из Константинополя спешили десятки пароходов, вызванные в срочном порядке по радио.

7 ноября большевики развили ураганный артиллерийский огонь и вновь перешли в наступление. После ожесточенного сопротивления Перекоп 11 ноября был оставлен и большевики начали продвигаться по Крыму в направлениях: Феодосия, Керчь, Ялта и Севастополь, т. е. в тех направлениях, где происходила эвакуация.

Казачьи части в самом начале наступления большевиков неожиданно бросили фронт и начали уходить в направлении на Феодосию и Севастополь. Когда им потом задавали вопрос: «почему вы бросили фронт? Ведь на вашем участке большевиков не было и следовательно не было никакой опасности», — они отвечали: «Мы большевиков не боялись и не боимся. Нам это не страшно. Мы боялись, чтобы с нами добровольческие генералы опять не выкинули такой же номер, как это было в Новороссийске». Там тоже тогда говорили: «вы, мол, у себя дома. В случае чего, можете рассеяться и пробраться к себе в станицу, а пока что защищайте эвакуацию. Мы вам, оставили места на пароходах. А когда дело коснулось посадки, что нам ответил Деникин? Нет! Уж довольно на чужих спинах эвакуироваться… Вот мы и решили, чтобы не опоздать, бросить все и идти к пароходам».

Знаменитые Перекопские укрепления, о которых столько говорили и писали в газетах, — оказались мыльным пузырем, разлетевшимся от первых же выстрелов из орудий большевиков. Говорили, что они строились по последнему слову военной техники французскими офицерами, участниками обороны Вердена и по образцу последнего, что все блиндажи сплошь из железа-бетона, рассчитанные на самые тяжелые снаряды, что устроено несколько рядов проволочных заграждений, наблюдательные пункты и т. д., т. е. все то, что даже для любой западно-европейской армии с ее усовершенствованиями недоступно. Писали, что Перекоп можно защищать силами не более одной дивизии.