Леонид Васильев - Проблемы генезиса китайского государства

Не впервые в чжоуских уделах братья и дядья поднимали внутренние мятежи в борьбе за престол — так случалось и прежде, до VIII в. до н. э. Но то была борьба внутри правящего клана. Теперь в Цзинь был создан новый удел-клан в пределах удела-царства, и именно этот близкородственный удел-клан оказался причиной крушения правящего дома. Урок был поучительным. Неудивительно, что пришедший к власти после смерти У-гуна его сын Сянь-гун прежде всего предпринял ряд решительных мер против своих ближайших родственников из клана Чэн-ши, уничтожив большую часть их и изгнав остальных. В противовес близкой родне Сянь-гун приблизил к себе сановников из числа неродственных ему групп и, награждая их за верную службу уделами [90], пытался тем самым укрепить власть центра. Но на этом он не остановился.

В источниках подробно повествуется, как престарелый правитель стал жертвой коварной наложницы, которая с помощью хитрых интриг оклеветала его старших сыновей и заставила Сянь-гуна провозгласить наследником ее сына (см. [274, гл. 8, с. 92—112]). Не останавливаясь подробно на деталях повествования, стоит отметить, что едва ли Сянь-гун был жертвой интриги. Многое говорит за то, что он был активным ее участником, хотя и стоял в стороне. Ведь он хорошо понимал, как важно освободить наследника от давления со стороны его братьев, каждому из которых Сянь-гун вынужден был датъ собственный удел. Дело кончилось тем, что старшие сыновья были один за другим изгнаны (первый из них покончил с собой), но и младший не сумел удержать власть, после смерти Сянь-гуна, так что вскоре правителем в Цзинь стал проведший многие годы на чужбине еще один сын Сянь-гуна — Чжун Эр, принявший имя Вэнь- гуна [25].

Вэнь-гун правил недолго (636—628 гг. до н. э.), но сделал немало. О добродетелях и мудрости его в «Го юй» повествуется чуть ли не взахлеб [274, гл. 10, с. 121—139]. Этот действительно незаурядный правитель сумел успешно продолжить политику Сянь-гуна, направленную на укрепление власти центра. В, результате, его деятельности в Цзинь были проведены реформы, направленные на упорядочение администрации, налогообложения. Были выдвинуты те из помощников и сотрудников, чьи таланты и заслуги были несомненны. Опираясь на их поддержку, Вэнь-гун щедро жаловал им уделы, так что они стали родоначальниками, по меньшей мере 11 новых неродственных правителю кланов. Наконец, Вэнь-гун проводил активную внешнюю политику и, одержав во главе коалиции ряда царств верх над Чу в 632 г. до н. э., настолько упрочил свой авторитет, что стал гегемоном-ба, вторым после циского Хуань-гуна [274, с. 121— 139; 101, т. 4, с. 282—308; 256, с. 70—98].

После смерти Вэнь-гуна его преемники существовали в основном за счет его наследства. Зато все большую силу в царстве набирали влиятельные кланы, сменявшие друг друга у руля правления. К концу VI в. до н. э. из них выделилось шесть наиболее крупных, ведших в течение ряда десятилетий жестокую междоусобную борьбу, в ходе которой особую силу приобрели три — Хань, Чжао и Вэй. Именно они поделили в 403 г. до н. э. между собой царство Цзинь, причем каждое из трех новых государств было весьма влиятельным и крепким и приняло активное участие в борьбе семи царств чжоуского Китая в V—III вв. до н. э.

Цзиньская модель во многом напоминает цискую: та же ставка на аутсайдеров, та же склонность к реформам, направленным против центробежных тенденций. И хотя ни то, ни другое не было панацеей и не могло радикально приостановить или хотя бы резко затормозить процесс удельной раздробленности и нарастания усобиц (неродственные кланы в Ци и Цзинь столь же эффективно ослабляли власть центра, как и родственные в Лу, так что в этом смысле выводы Б. Блэкли заслуживают внимания), все-таки они в конечном счете сыграли свою роль. Модель развития в Ци и Цзинь была динамичнее и эластичнее, она более всего способствовала ослаблению патриархально-клановых связей и наиболее энергично вела к трансформации социально-политической структуры. Существенно отметить, что оба варианта модели имели свои особенности. Так, циский — при всей значимости реформ Гуань Чжуна — в последующем преодолевал центробежные тенденции медленнее и в основном за счет экономического развития с опережающим ростом неземледельческих сфер хозяйства. Цзиньский шел по тому же пути более быстрыми темпами, преимущественно за счет изменений в характере внутренних административно-политических связей.

В целом же циско-цзиньская модель, опиравшаяся на реформы легистского типа, в середине I тысячелетия до н. э. в конкретных условиях чжоуского Китая была наиболее удачным вариантом решения сложных проблем. Именно она обеспечивала успех столь желанного для центральной власти процесса последовательного укрепления эффективной администрации. Неудивительно, что развитие по этой модели стало генеральным путем, по которому с охотой следовали все те царства, чьи правители были намерены сосредоточить в своих руках реальную власть и добиться наибольшего политического успеха. Выразителем идей и архитектором институтов, обеспечивавших успех такого развития, оказался легизм. Именно легисты стали один за другим выступать в качестве министров-реформаторов, предлагавших свои услуги правителям царств, включая такие, как Цинь и Чу.

Более того, именно в Цинь достигло своего наивысшего развития теоретическое осмысление пути легистских реформ. Опираясь на принципы и методы, апробированные в определенной степени еще патриархом легизма Гуань Чжуном, наиболее известный и добившийся самых значительных результатов в ходе проводившихся им реформ легист Шан Ян (IV в. до н. э.) сформулировал в своем трактате классический афоризм «Сильное государство — слабый народ». Смысл этой установки четко сводился к тому, что только ослабление народа (т. е. всех тех, кто противостоит политической администрации, начиная с удельной знати и кончая уже поднимавшими в то время голову нарождавшимися частными собственниками, включая, естественно, и общинное крестьянство, чьи традиционные социально-семейные связи также надлежало подорвать) может дать надежную гарантию прочности власти.

Словом, все шло к тому, что циско-цзиньская модель, особенно в ее более позднем циньско-шаньяновском варианте должна была стать генеральным путем сложения и упрочения древнекитайского государства. И до поры до времени так оно и было. Но прежде чем мы обратимся к описанию процесса трансформации чжоуского Китая в этом направлении, необходимо сделать одну существенную оговорку.

Речь о том, что обе модели развития древнекитайской государственности — луско-конфуцианская и циско-цзиньско-легистская, опиравшиеся на весьма различные исходные постулаты и ставившие перед собой разные цели, были кое в чем близки друг другу, может быть, даже более близки, нежели то кажется на первый взгляд. Прежде всего, луская модель не была чужда реформам в той же степени, в какой циско-цзиньская учитывала значимость тезиса «государство — большая семья». Конфуций, как хорошо известно, так же энергично выступал за высший авторитет правителя, как и легисты [18, с. 178]. Другими словами, лейтмотивом обеих моделей было стремление к укреплению политической централизации, что и сыграло свою роль в последующем развитии событии.