Джон Уоллес-Хедрилл - Варварский Запад. Раннее Средневековье

Остальное время Григорий посвящал делу спасения душ везде. Отсюда его стойкий интерес к бенедиктинской миссии в среде англосаксонского населения Кента и к начинающемуся обращению вестготов в Испании. Эти варвары казались ему очень близкими. Но все же еще ближе были дотоле необузданные лангобарды. «Какими только ежедневными убийствами,— спрашивает он в 602 г.,— и какими только беспрестанными нападениями не угнетали нас лангобарды за эти долгие тридцать пять лет?» Высказывания такого рода рассеяны по всем его работам. Это дурной народ, люди, которым нельзя доверять, которые никогда не выполняют своих обязательств, разорители церквей и монастырей. Григорий вел переговоры с королем Агилульфом под стенами Рима, а однажды, в 591 г., несмотря на нелюбовь к кровопролитию, он был готов оказать вооруженное сопротивление лангобардскому герцогу Сполето. Но это еще только половина истории. Если лангобарды и были Божьей карой народу, то были они и полем для миссионерской деятельности; и они также иногда подвергались истреблению. Одним из самых захватывающих отрывков «Истории» Павла является рассказ о послании Григория своему представителю в Константинополе, о послании, которое было предназначено для передачи императору Маврикию: «Ты можешь сказать его Величеству, что если бы когда-либо я по своей воле начал стремиться к убийству, даже к погибели лангобардов, этот народ сегодня был бы повержен в полный хаос и не имел бы ни королей, ни герцогов, ни графов». Далее, согласно Павлу, папа считал, что и лангобарды стоят того, чтобы их спасти, не только отдельных их представителей, но все семьи и весь народ. Его труды во имя их спасения заключаются в значительной мере в ограничении вендетты, характерной кровавой вражды, которая представляла собой германский способ улаживания семейных разногласий и поддержания порядка. Ограничивая последствия кровной мести, церковь, несомненно, уберегала германские племена от этой разновидности самоубийства, но, делая это, она меняла природу и структуру их общества.

Во время своего прихода в Италию предводители лангобардов, были главным образом арианами, а шедшие за ними — либо арианами, либо язычниками. Мы никогда не сможем удовлетворительным образом установить, в какой степени сохранилась католическая иерархия Северной Италии, но эта степень не могла быть ощутимо большой. Однако неизбежное дипломатическое общение с Римом и с византийской Равенной, как и обычные деловые контакты с «аталийцами», должны были незамедлительно оказать воздействие на лангобардов особенно со стороны католической церкви; а ко времени Григория Великого перспектива их обращения в католичество как народа уже не казалась слишком отдаленной. Случилось так, что папе удалось использовать в политических целях баварскую принцессу Теодолинду, которая к тому же была привержена католической вере. Эта баварская принцесса умудрилась стать королевой двух лангобардских провинций (королевств). (Точно так же он использовал и франкскую принцессу Берту, праправнучку Хлодвига и жену правителя Кента Этельберта.) Не религия Теодолинды была причиной того, что лангобарды пожелали видеть ее своей королевой, а кровь, поскольку по материнской линии она происходила из лангобардского королевского рода Летингов. Более того, баварцы и лангобарды были старыми друзьями и соседями, для которых, как оказалось, Альпы не были серьезной преградой. Вместе они образовали сильный фронт против таких врагов, как франки, и их соединяли многие социальные и экономические связи. Григорий извлек из благочестия Теодолинды все, что мог. В Монце, недалеко от Милана, она построила церковь, которую наделила землями и драгоценностями, включая несколько серебряных сосудов сиро-палестинской работы, присланных ей папой. Шестнадцать из них сохранились. Его дары, возможно, включали также оклад или шкатулку для Евангелия, теперь считающуюся принадлежавшей Теодолинде, и золотой крест из Византии. Павел описывает варварские росписи, изображавшие сцены из лангобардской истории, которыми она приказала украсить стены своего дворца.

Но религиозные помыслы Теодолинды были обращены не к одному только Риму. Она жила в той части Италии, которая рассорилась с папством, когда митрополиты Аквилеи, Равенны и Милана. не пожелали подчиниться Риму по определенным важным вопросам. К тому же она водила дружбу с ирландскими монахами. Ирландцу Колумбану, бежавшему от франков и всегда устремленному на борьбу с арианством, было позволено основать монашескую обитель в Боббио, на территории лангобардов. Через каких-нибудь двадцать лет Боббио принял бенедиктинский устав; но по своему происхождению это был чисто иностранный монастырь, не имевший никакой связи с Римом. Роль Боббио в истории культуры, и, особенно, пересылки рукописей, настолько важна, что нам стоит забыть о том, что своей своеобразной безопасностью он, возможно, был обязан желанию Агилульфа и его жены поддерживать через Колумбана контакт с жизнью Европы, лежащей к северу от Альп. Вторым монастырем, созданным Теодолиндой, стал Сан-Далмаццо в Педоне; и Павел говорит, что были и другие. Но только во времена короля Перктарита (671—688 гг.) лангобарды почувствовали себя достаточно уверенно, чтобы прямо-таки поощрять создание монашеских обителей и приветливо встречать римских миссионеров. Конечно же, миссионерские усилия Теодолинды были достаточно действенны, чтобы вызвать среди предводителей лангобардов мощную антикатолическую реакцию; и едва ли можно предположить, что к моменту смерти (за десять лет до прибытия Колумбана) папе Григорию удалось многое сделать. Единственной христианской иерархией, пользовавшейся поддержкой короля, была арианская; и эта иерархия признавала не Рим, а Павию. Лангобарды еще не были цивилизованы.

Замечательным памятником стойкости лангобардского сепаратизма является собрание норм обычного права, составленное и записанное при короле Ротари (643 г.), и известное как Эдикт Ротари [12] В отечественной литературе известен под названием «Лангобардская правда».— Прим. Ред . Древнейшая из существующих ныне рукописей (сент-галленская) была создана примерно пятьюдесятью годами позже; но сопоставление с другими манускриптами позволяет судить об оригинальном своде законов, состоявшем из 388 глав или разделов, предварявшихся введением и списком лангобардских королей. Этот сборник чрезвычайно ценен, поскольку позволяет историку не только исследовать лангобардское общество во всех подробностях, но также сравнивать его с другими варварскими народами, особенно скандинавским, франкским и англосаксонским, которые примерно в то же самое время решили, безусловно, под аналогичными влияниями, записать положения своего обычного права. Для всего корпуса варварского права характерно единообразие, которое объясняется двумя причинами. Во-первых, несмотря на свой племенной характер, оно строится на формальном основании римского права, гражданского и канонического; и, во-вторых, различные его ветви весьма много заимствуют из общего и не слишком отдаленного германского прошлого.