Фернан Бродель - Часть 1. Роль среды

Меры, которые принимаются перед лицом надвигающегося города, повсюду одни и те же. Действие первое: под звуки труб оглашается запрет на вывоз хлеба из города, число караулов удваивается, производятся обыски и учитывается все наличное зерно. Если опасность возрастает, разыгрывается действие второе: стараются уменьшить число лишних ртов; закрывают городские ворота, как было принято в Венеции; изгоняются чужеземцы, если они не ввезли в город достаточное количество хлеба, чтобы прокормить свою свиту и домашних 267 . Из Марселя в 1562 году 268 были высланы реформаты: таким образом, враждебный гугенотам город оказался в двойном выигрыше. Во время голода 1591 года в Неаполе Университет несет убытки: он закрывается, а студенты разъезжаются по домам 269 . Кроме того, обычно вводятся ограничения на отпуск хлеба, как было в Марселе в августе 1583 года 270 .

Но прежде всего, разумеется, городские власти начинают лихорадочный поиск поставщиков зерна за любую цену; сначала они прибегают к обычным источникам. Марсель, как правило, рассчитывает на помощь своих окрестных сел и на милость французского короля или возлагает надежды на «дражайших и возлюбленных друзей» — консулов Арля и даже на лионских купцов. Для того чтобы отправиться еще дальше и прибегнуть к услугам бургундской житницы, а затем доставить зерно в Марсель, необходимо, чтобы суда могли пройти «мосты….не подвергаясь опасности», несмотря на разлившиеся реки Сону и Рону 271 .

В августе 1557 года инквизиторы Барселоны умоляют Филиппа II разрешить выслать им немного хлеба из Руссильона, по крайней мере для их личного пользования 272 . На следующий год 273 инквизиторы Валенсии просят завезти кастильский хлеб, эту же просьбу они повторяют в 1559 году. Тогда же Верона, в ожидании надвигающегося неурожая, запрашивает у Светлейшей *VM разрешение на покупку хлеба в Баварии 274 . Рагуза обращается в Герцеговинский санджак *VN , Венеция хочет получить согласие султана на загрузку зерна в Леванте…

Всякий раз это предполагает переговоры, экспедиции, большие расходы, не говоря уже о посулах и подачках для купцов 275 .

Если все эти усилия не увенчались успехом, на крайний случай остается море, где можно подстеречь корабли, груженные зерном, завладеть ими, а затем, позднее, заплатить хозяевам груза, да еще при этом попытаться оспорить их права… В Марселе однажды были арестованы две генуэзских барки, имевшие неосторожность зайти в порт; 8 ноября 1562 года марсельский фрегат получает приказ останавливать все суда, груженные хлебом, которые появятся у берегов города 276 . Уже в октябре 1557 года власти Мессины насильно разгружают корабли с зерном из Леванта и Апулии 277 . Мальтийские рыцари, не очень стесненные в продовольственном отношении, довольствуются регулярным патрулированием берегов Сицилии: они ведут себя точно так же, как корсары из Триполи. Правда, они платят, но блокируют корабли, как настоящие пираты. Однако всех, пожалуй, превзошла в этом смысле Венеция. Как только возникает малейшая угроза ее снабжению, ни один корабль, груженный хлебом, не может чувствовать себя в безопасности в Адриатическом море; одна или две галеры немедленно занимают позиции у Старой Рагузы и под носом у рагузанцев захватывают навы с зерном, загруженные ректорами в Волосе, в Салониках и даже в соседних портах Албании. Иногда венецианцы выслеживают грузовые корабли с зерном у берегов Апулии и заставляют их разгружаться в Корфу, Спалато или прямо в Венеции… Правда, венецианцам не удалось закрепиться на апулийском берегу, где они дважды захватывали плацдарм; они лишились этой жизненно важной житницы, этой богатейшей кладовой растительного масла и вина. Но что с того! Всякий раз, когда это необходимо, Венеция получает доступ к ее запасам добром или силой. Разумеется, Неаполь, за которым стоит Испания, непременно высказывает свой справедливый и бессильный протест: суда, захваченные Венецией, бывают, как правило, зафрахтованы неаполитанцами у нее же. Венецианское самоуправство грозит волнениями городу, переполненному беднотой 278 .

Все это было чрезвычайно обременительно, но ни один город не мог избежать подобных тяжелых расходов. В Венеции огромные потери списывались со счетов хлебной палаты, которая должны была, с одной стороны, поощрять крупными выплатами купцов, а с другой — продавать приобретенные таким образом хлеб и муку ниже себестоимости. Еще труднее приходилось властям Неаполя, которых страх вынуждал быть не просто щедрыми, но и расточительными. Во Флоренции ценовую разницу погашал великий герцог. Корсиканский Аяччо брал в долг у генуэзцев 279 . Марсель, не склонный к чрезмерному опорожнению своего кошелька, также делает заимствования, но с оглядкой, и накануне нового урожая запрещает ввоз зерна, чтобы таким образом израсходовать старые запасы, если они есть. Так поступают и многие другие города.

Все эти политические ухищрения иногда оказывались бессильными. Отсюда страдания и разлад. Страдания для наиболее обездоленных, иногда для всех горожан. Разлад поражал городские учреждения и затрагивал иной раз самые основы городской жизни. Могли ли эти замкнутые в себе мирки, эти устаревшие способы ведения хозяйства соответствовать требованиям новой эпохи?

Мы вполне способы составить не совсем совершенную, но красноречивую общую карту распространения эпидемии чумы, которая часто бывала в Средиземноморье непрошеным гостем. Рядом с названием каждого города можно поставить дату постигшего его несчастья. Ни один город не избежал этой участи и не остался бы без такой пометки на карте. Таким образом можно было бы обозначить роль чумы как настоящей «структурной составляющей» столетия. Чаще всего от ее нашествия страдали восточные города. В Константинополе, у грозных ворот Азии, чума была постоянным бичом. Это был главный очаг эпидемий, откуда они распространялись на Запад.

Волны морового поветрия вкупе с голодом приводили к постоянному количественному обновлению городского населения. В 1575–1577 годах в Венеции свирепствовала такая ужасная эпидемия чумы, что она унесла с собой 50 тыс. человек, четверть или треть населения всего города 280 ; с 1575 по 1578 год погибло 40 тыс. жителей Мессины. В 1580 году, по окончании эпидемии, на территории всей Италии бушует смертельная эпизоотия, болезнь del montone о del castrone *VO 281 , которая рикошетом задевает и людей. Преувеличенные цифры, приводимые современниками, часто свидетельствуют о страхе, который внушали эпидемии. Банделло говорит о 230 тыс. жертв в Милане в эпоху Лодовико Сфорца 282 ! По словам другого наблюдателя, в 1525 году болезнь унесла 9/10 населения Неаполя и Рима 283 ; в 1550 году — снова половину жителей Милана 284 ; в 1581 году в Марселе спаслось от чумы не более 5 тыс. человек 285 , а в Риме от нее погибли 60 тыс. человек 286 … Эти цифры неточны, но они безошибочно указывают на то, что в эту эпоху, когда уровень санитарно-гигиенических и медицинских знаний мало способствовал защите от заражения, любой город мог неожиданно лишиться четверти, а то и трети своего населения 287 . Все это вполне согласуется с известными картинами улиц, устланных мертвыми телами; ежедневно катящихся по этим улицам катафалков, заваленных трупами, столь многочисленными, что их не успевают хоронить… Подобные бедствия приводили к полному упадку и преображению города. Когда чума в 1577 году выпустила Венецию из своих цепких объятий, это был уже другой город, и им управляли другие люди. Произошла полная смена 288 . Было ли то совпадением или нет, но un frate di San Domenico *VP , проповедовавший в Неаполе в марте 1584 года, утверждал, что «с некоторого времени поведение Венеции стало предосудительным, ибо молодежь отобрала бразды правления у стариков» (poiche i giovanni havevano tolto il governo а vecchi…) 289 .