Андрей Франц - Беспредел и Тирания. Историко-политические этюды о преступлении и наказании

Так что, цель, поставленная и достигнутая Католической Церковью в процессе принуждения лучших людей к миру, вполне оправдывала те маленькие хитрости, на которые ей приходилось пускаться в процессе.

В романе, написание которого пришлось временно отложить в сторону, чтобы заняться этой вот книгой, я попробовал представить себе, а какова эта цель. Как с точки зрений церкви должен был выглядеть правильный мир ? Как должны жить люди? Каково в этом мире место христианского монарха ? Ну, и место самой церкви?

Рискну выложить этот фрагмент здесь. Ибо он — как раз о существе обсуждаемых здесь вопросов. Как сделать жизнь людей безопасней? Как укротить вооруженное сословие? Какова в этом роль монархов и Церкви.

Сам роман — историческая авантюра времен четвертого крестового похода. В выложенном фрагменте инициатор четвертого похода, Папа Иннокентий III обсуждает со своим легатом, Эррико Соффредо [222] полученные им разведданные о планах венецианцев относительно того, как перенацелить направление удара крестоносного войска с Египта на Константинополь. А затем незаметно переходит к рассуждению о мире, о людях, о месте христианского монарха и христианской церкви в этом мире.

Рим, Patriarkio

25 октября 1198 г.

— Вот таковы, мессер, планы этих разбойников, этих безбожников, венецианских купцов! И гореть мне в аду, если я когда-нибудь слышал что-то, хотя бы наполовину столь же коварное! — Кардинал Соффредо остановился, ибо последние минуты вел рассказ уже на ногах, нервно меряя покои Его Святейшества из угла в угол. Промокнул лоб платком, хотя было совсем не жарко и разъяренно добавил, — сам Дьявол не смог бы придумать ничего лучшего для посрамления усилий Святой Церкви по освобождению Святой земли от его приспешников!

Его Святейшество, Иннокентий III, молча сидел в своем кресле, задумчиво перебирая в руке четки. По костистому, еще не старому лицу нельзя было прочитать ничего, что свидетельствовало бы о реакции на услышанное. Лишь складки, уходящие от крыльев носа в коротко постриженную седую бороду, стали еще резче. Да жилы на лбу вздулись более обыкновенного.

Прошла минута, другая — пока, наконец, Папа не принял какого-то решения. Взгляд переместился на ожидающего его слов собеседника. Мягкая улыбка тронула уголки рта, и тихие, спокойные слова, как бы подчеркивая взвинченный тон только что умолкшего кардинала, заполнили комнату.

— Ну, что ж, Эррико, ты вновь послужил Святой Церкви, и сделал это лучше, чем кто бы то ни было другой на твоем месте… Не спорь! — возвысил он голос на попытавшегося было возразить мессера Соффредо, — твоя задача была неимоверно трудна. Посылая тебя на Риальто, я молил Господа, чтобы тебе, сын мой, удалось выяснить хоть что-то. Но, честно говоря, не очень-то надеялся на успех. То, что тебе удалось хотя бы отчасти раскрыть планы этих морских разбойников — воистину чудо Господне!

Иннокентий вновь погрузился в размышления, но теперь уже совсем ненадолго, секунд на десять-пятнадцать, не более.

— Да, конечно жаль, что твоя "ящерица" далеко не все смогла услышать из-за шума бури. И еще менее сумела из услышанного понять и донести до нас. Но мы и не вправе требовать большего от уличного мальчишки, выросшего в шайке римских воров. — Иннокентий перебрал несколько бусинок в четках. — Итак, что из услышанного мы можем принять в качестве достоверных сведений?

— Первое. — Папа большим пальцем отщелкнул бусинку. — Готовится покушение на Ричарда [223]. Мы это предвидели и приняли свои меры. Венецианцам они известны, и нечестивцы ищут способы их обойти. Какие способы будут найдены, мы предугадать не можем. Все, что в наших силах, это еще более усилить меры безопасности. Письмо командору гвардии уйдет сегодня же.

— Второе. — Еще одна бусинка отправилась вслед за первой. — Нам известно, кого они прочат в предводители христового воинства. Признаться, сейчас я не вижу ни одного способа отклонить кандидатуру маркграфа Монферратского, если до этого дойдет. Впрочем, время подумать на эту тему у нас еще есть.

— Третье. — Иннокентий задумался, и последняя бусинка далеко не сразу присоединилась к первым двум. — Каким-то образом, мы пока не понимаем, каким, венецианцы намерены завлечь войско в долговую кабалу. И заставить отработать долг, напав на Константинополь. — Папа нахмурился и чуть более угрюмо произнес. — Признаться, это для меня самая темная часть плана. Именно здесь, как нельзя более важны детали. А их у нас, увы, нет.

— Это значит, мессер, — взгляд понтифика уперся в Соффредо, — что ваша задача остается прежней. Быть рядом и все время начеку. Участвовать во всем, что выпадет крестоносцам в проклятой Богом Венеции. И в нужный момент увидеть то, что окажется недоступным взгляду простых воинов. Увидеть под ворохом листьев детали настороженной ловушки!

Соффредо поклонился и отступил, было, к выходу. Однако в движениях его сквозила некая неуверенность, что не укрылось от взгляда Папы.

— Ты испытываешь сомнения, сын мой! Твою душу грызет некая мысль, но ты не решаешься высказать ее вслух. — Повелительным жестом Иннокентий указал на кресло, в которое тотчас опустился его собеседник. Сам сел в кресло напротив. — Быть может, какие-то детали предстоящего дела, которых я не вижу отсюда, из Рима, но которые видны тебе? Тогда самое время обсудить их, пока мы вместе, и расстояния нас еще не разделили…

Мессер Соффредо с видимым трудом оторвал глаза от пола и взглянул в лицо его Святейшества.

— Нет, отче. Я не вижу в предстоящем задании каких-то новых трудностей, кои заметно превышали бы то, с чем мы уже столкнулись в Венеции. Но, … вы правы. Вы правы! — Взгляд Соффредо обрел, наконец, уверенность, а гордый голос вновь напомнил о десятках поколений благородных предков, заседавших в Сенате еще во времена великого Цезаря.

— Вы правы, мессер, мою душу терзает вопрос, и я не нахожу на него ответа! — Кардинал запнулся, не зная с чего начать. Иннокентий терпеливо ждал. Наконец, Соффредо попытался сформулировать свою мысль. — Я неоднократно беседовал с дожем Дандоло. Это великий человек! Он обладает выдающимся умом, великолепным образованием, огромным опытом.

Кардинал, похоже, нащупал свою мысль, и теперь слова лились из него все быстрее и быстрее.

— С мессером Дандоло можно говорить, воистину, на любую тему, и всегда его познания будут поражать своей глубиной, а суждения — своей оригинальностью и непоколебимой логикой. — Соффредо на секунду остановился и тут же продолжил. — Я видел Венецию. И меня не покидало удивление от увиденного — насколько разумно и добротно организована жизнь этого города! Воистину, на одних лишь песках и болотах люди сумели создать державу, способную сегодня бросить вызов любому христианскому государству!